Читаем Агата Кристи полностью

Но борьба на парламентских выборах в небольшом местечке не могла, конечно, стать единственной темой романа. Поддержка Мэри Уэстмакотт в тот момент не требовалась ее доверительнице, и, не провидя будущее, та возомнила о себе: она попыталась превзойти Королеву детектива литературным мастерством, создать нечто психологическое и высокое. Попытка не удалась. Главной ошибкой Мэри стала безадресность романа — на какого читателя он рассчитан? Это не женская литература, что бы ни понимать под этим определением. Но едва ли он привлечет и мужчин: несмотря на политические рассуждения и остросюжетность, вплоть до гибели героини от случайной пули, действие течет очень вяло, а немотивированные повороты судеб персонажей только мешают пониманию замысла. Читателям же, интересующимся психологическими проблемами, покажется, что автор замолчал как раз тогда, когда следовало бы начать рассказ! Можно допустить, что гордая аристократка бросит жениха накануне свадьбы и станет любовницей проходимца, можно даже допустить, что мелкий пошлый негодяй внезапно превратится в святого, к которому за помощью идут толпы страждущих, но не следовало ли автору показать этапы или хотя бы причины таких удивительных перерождений? А между тем аристократка и автор молчат, проходимец умирает в ореоле святости, но с гнусной ухмылкой, — что тут требуется от читателей? просто поверить в реальность описанных коллизий и самим додумать их объяснение? Читатели и додумывали, отчего возник разброс мнений: одним роман показался гениальным, другим бездарным. Но в общем-то издатели были правы, когда «ненавидели Мэри Уэстмакотт и все, что выходило из-под ее пера». К ее чести, она не упорствовала. Неудача романа, несмотря на то что сама Агата Кристи всегда его «с удовольствием перечитывала», отвратила ее задушевную подругу от авторского тщеславия.

7

Последний раз Мэри Уэстмакотт выступила в печати с романом «Бремя». В высшей степени вероятно, что его выход в свет произошел спустя много времени после создания и что в его основе также лежала неизданная пьеса. Сестра Агаты Мэдж умерла в 1950 году, последние годы ее жизни омрачила болезнь мужа. Прежде спокойный и здравомыслящий, Джеймс Уотс под старость стал невыносим. Заботы о нем, его резкость по отношению к жене, по мнению младшей сестры, подтачивали здоровье прежней веселой хлопотуньи Мэдж, недаром прозванной сыном Москитик за беспрерывную деловитую суетливость. Скорее бы муж умер и вернул Мэдж спокойствие, дал отдых под старость… Если такого рода мысли приходят в голову, привыкшую к изобретению убийств и алиби, они небезопасны… Без помощи Мэри Уэстмакотт снова было не обойтись!

В прологе романа маленькая молчаливая Лора отчаянно ревнует старшего брата и потом младшую сестренку, пользующихся любовью родителей, в то время как ее саму еле замечают. Внешность девочки, ее манеры, характер опять напоминают Агату Миллер. Правда, она изображает себя старшей, а не младшей сестрой, но такой перенос ролей психологически легко объясним. Ревность в любом случае остается. И опять в автобиографии не найти ни отголоска этих эмоций.

«Это несправедливо…

О, это несправедливо.

Ее мама любит малышку-сестру, как любила Чарлза.

Это несправедливо…

Она ненавидит, ненавидит, ненавидит малышку!

Пусть бы она умерла!»

Но девочка не только не убивает малышку, а выносит ее из пожара и с тех пор на всю жизнь проникается к ней горячей любовью. В этой любви нет собственнических чувств, она желает сестре счастья и по прошествии многих лет убивает ее мужа-инвалида, желая освободить сестру для нового счастливого замужества. Ей кажется, что она достигла цели, она гордо проходит через судебный процесс об убийстве и получает оправдание, сестра выходит замуж за превосходного человека, — но в три года спивается и погибает под колесами грузовика.

Впрочем, только ли о судьбе уже покойной к тому времени Мэдж здесь речь? Создается впечатление, что в романе механически соединены два или три сюжета. Сестры в романе молоды, в образе Ширли сквозят некоторые черты Розалинды, чья жизнь в пятидесятые годы была не такой радужной, как, может быть, хотелось ее матери. Розалинда даже пристрастилась к выпивке, подобно Ширли. Вина ли в этом матери? и надо ли что-то делать?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей: Малая серия

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Документальное / Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное