Агата Кристи

Это оказалось тяжелое заражение крови с галлюцинациями и чуть ли не угрозой потери ноги. Пока мать боролась за жизнь в больнице, Розалинда болела корью в Эшфилде, счастливая тем, что за нею ухаживает любимая тетя Москитик. Она, впрочем, не огорчилась возвращению оправившейся мамы. К школьным каникулам добавились две недели для полного выздоровления девочки, и впервые после отчаянно долгого перерыва Эшфилд стал дарить веселье и бодрость. Звонкий детский голос звал тетю Москитик, старые игрушки обрели новую хозяйку, сестры снова общались и болтали без помех.

Каникулы со временем закончились, Розалинда вернулась в привычную школу. Но 1929 год выдался неприятным. Умер Монти, и хотя сестры много претерпели от его причуд и безалаберности, все-таки то был еще один разрыв с прошлым. Монти до последнего дня находил женщин, готовых принять на себя заботы о нем в надежде на его исправление, последней оказалась медсестра-француженка, взявшая безнадежного и безденежного больного к себе в дом. Мэдж и Агата готовы были ее расцеловать, к недоумению их адвоката, сомневавшегося в «приличности» такого сожительства. На похороны во Францию съездила только Мэдж, младшей сестре было и без того тяжело.

Приходилось по-новому устраиваться в Лондоне, где приезды для работы с редакторами требовали постоянного жилья. Агата Кристи купила очень своеобразную квартирку, переделанную из конюшенного сарая (ее она изобразила в рассказе «Убийство в Каретном ряду»), В этом забавном, хотя малоудобном доме она стала писать то, что не требовало усилий и раздумий: рассказы про Томми и Таппенс и довольно нелепый роман «Тайна семи циферблатов». Сама она относилась к этим опусам так, как они того и заслуживали — как к ремесленным поделкам ради заработка:

«После „Убийства Роджера Экройда“ я написала „Тайну семи циферблатов“ — продолжение более ранней книги „Тайна замка Чимниз“ — и считала ее, по собственному выражению, веселым триллером. Такие книги легко писать — они не требуют кропотливой разработки и выстраивания сюжета.

Теперь ко мне стала приходить уверенность. Я чувствовала, что смогу писать в год по книге плюс несколько рассказов. Писательство в те времена имело один приятный аспект: все написанное можно было непосредственно выразить в деньгах. Если я решала написать рассказ, я знала, что он будет стоить шестьдесят фунтов. И так с любой вещью. Учтя подоходный налог, который составлял тогда четвертую-пятую часть, я высчитывала, что получу сорок пять фунтов чистыми. Это стимулировало мою производительность. Я говорила себе: „Хочу построить оранжерею-лоджию, где можно будет отдыхать. Сколько это стоит?“ Произведя подсчеты, садилась за машинку, задумывалась, составляла план и не позже чем через неделю рассказ уже существовал у меня в голове. Далее я записывала его и строила оранжерею».

В этом же конюшенном домике она приняла супругов Вулли, приехавших в Лондон в отпуск (как они все разместились? гостиная, гараж и каморка прислуги внизу, столовая с диваном, кухня, ванная и спальная клетушка наверху — уют коммуналки!). Вулли пригласили ее приехать в конце следующего сезона в Ур с тем, чтобы потом вместе попутешествовать по Сирии и Греции. Приглашение было с восторгом принято: следующий отъезд из Англии будет иметь не просто видимость паломничества, но подлинность поездки к друзьям и с друзьями.

4