Агатовый зрак пустоши

– Зелёное море внутреннее, потому, и кануло в землю. Не смогло из океана подкрепиться. Перед штурмом пироманты бунтовщиков смогли взорвать Орлиную гору. Замок Цветов, Синий дом, Палаты Совета, королевские лаборатории – всё снесло. Лава потекла на город, и пока последние имперские теурги пробивали канал, чтобы отправить её в море, начался штурм. Пушек не хватало, поэтому начали с “Бури столетия”. И не одной. Говорят, когда Новый Динт горел, пепел сыпал неделю. И хорошо, потому что убирать трупы было некому…

– Ты был там?

– Я – нет. Моя семья – была.

Кэран поймал сигнию в правый кулак, вздохнул и задумался.

– Скажи, Кэран, почему Иннадорий тебя “алем” назвал? – Барджус решил отвлечь собеседника. А то снова уйдёт в себя и опять каждое слово клещами тянуть.

Мечник вздохнул. Как показалось Барджусу, с лёгким раздражением.

– Потому что ваш гильдмейстер умный человек.

Кэран погладил бороду, и Барджус только сейчас заметил, что на правой руке у него не хватает пальцев. Точнее – полутора. Мизинца и половины безымянного.

– Когда-то я действительно жил в Новом Динте, ко двору был не вхож, конечно, но…

Кэран замолчал.

– Ого, да у меня в подчинении имперский аристократ, стреляный грифон, – усмехнулся Барджус. – “Верен императору” или как там у вас говорили. Небось и покомандовать на войне пришлось, и погеройствовать успел. Соль земли, чего уж там. Даже и не знаю, как к тебе обращаться-то.

– Младшего уборщика будет достаточно.

– А ты скромняга. Только что ты в гильдии забыл, а? Так ловко к нам напроситься ещё ни у кого не получалось. Это ж надо, такую комбинацию разыграл! Начал права типа по закону качать, а гильдмейстер-то и повёлся! Хаха, уважаю!

Барджус рассмеялся и поднял руку, чтобы похлопать Кэрана по плечу, но наткнулся на спокойный взгляд серых глаз и решил обмахнуться шляпой.

– Сам Иннадорий твой манёвр оценил. Когда я к нему утром с отчётом заходил так и сказал, береги, мол, напарника, таких мозговитых теперь не делают. Вот я и думаю, что тебе у нас понадобилось? Хочешь в Новый Динт на гильдейские деньги прокатиться или счёты свести?

Кэран вздрогнул. Барджус осёкся, но тут же продолжил: чутьё ему говорило, что прекращать расспросы ни в коем случае нельзя, если он, конечно, не желает и дальше слышать только “да”, “нет” и “не знаю”.

– Угадал что ли? Вижу, что угадал. Давай, младший уборщик, поделись душевной болью, да не ссы, после войны все кого-то не досчитались.

– Это точно, – взгляд Кэрана заледенел, голос немного охрип. – Все не досчитались.

Долго ехали молча. Кэран сосредоточенно смотрел в одну точку, туда, где дорога смыкалась с горизонтом. Самая злая дневная жара, казалось, не беспокоила его совершенно. Все попытки разговорить его наталкивались только на односложные ответы.

– Знаешь, я всё никак не пойму одного, – Кэран вдруг заговорил, и Барджус подпрыгнул на сиденье. Слова сыпались из мечника как камнепад: за одним маленьким камешком стронулась вниз половина горы. – Почему? Почему он это сделал? Почти каждую ночь я вижу сны о том, что случилось на той дороге. Каждый раз, как закрываю глаза я вижу смерть Муары, слышу её крик, каждую проклятую ночь чувствую, как горят мои пальцы, и копьё бьёт и бьёт. И каждую ночь этот вопрос ворочается у меня в голове как раскалённый гвоздь. Ведь должна же быть причина. Хоть какая-то же должна быть! Я хочу найти его, посмотреть в глаза и спросить. Потому что я сплю всё меньше, и скоро перестану спать совсем. Я хочу знать, почему! Почему?!

Кэран выкрикнул последнее слово и замолчал. Шафрановый узор на сером сукне ходил вверх и вниз в такт дыханию. Барджус подумал, что молчание Осеннего клинка ему, пожалуй, больше по душе.

Рыбный тракт сузился и начал вилять. До Утихшей войны в этих местах было много болот, убежище редких тварей и травников-отшельников. Говорили, что местные монахи из монастыря Тамиарии Праведницы могут исцелить любую хворь, особенно по женской части. А теперь здесь песок. Фравол, гильдейский писец, как-то обмолвился что это из-за того, что море отступило, а солнце стало ходить прямо, но Барджус ему не поверил. Где море и где болота. Да и зрак Пастыря раньше также ходил, с востока на запад. Вот в то, что Пастырь обезумел, увидев, что творилось на полях войны, Барджус верил. Он и сам хорошо помнил, как огдарские теурги калили ядра в человеческой флегме, замешанной на травах, чтобы пушки брали зачарованную броню огромных жуков. От такого даже у бога зрачок вытянется и башня накренится, знамо дело.

Барджус покосился на Кэрана. Этот, наверняка, ещё и не такого повидал, оттого и молчит. Раз смог Осенний турнир взять, значит, хорошее место в армии получил, наверняка в гвардии или императорских рейтарах. А эти всегда на острие были. И под Лостромом, и на переправе через Вануру, и на Белом поле. Да только войну тащила пехота, а не эти позёры. Всегда на острие и всегда не там, где простые парни по колено в говне и крови стояли насмерть, стреляный грифон. Барджус шмыгнул носом и дёрнул поводьями, подгоняя Хомяка.