Агей

Небо, глядя на Землю, как она творит горы и долы, моря и реки, деревья и травы, из одной только радости видеть чудо творения из сини своей да из облаков выслепило всего один камень – лазурит. Ну, конечно, не удержало, уронило, и одна частица сотворенного небом камня – синее око, величиной с хороший автобус, – ухнула всего-то в полутора километрах от станции гляциологов, или попросту от домика, в котором жили ученый человек Виталий Михайлович и его внук Агей. Впрочем, случилось это несколько раньше, чем люди начали заниматься изучением ледников.

Открыл камень Агей. А потом они с дедушкой закрыли открытие.

Виталий, Михайлович о науке был очень высокого мнения, а вот в разумности человечества сомневался.

– Сколько цивилизаций погубили распри и войны! – восклицал он. – Египет, Эллада, древние индийские государства, Рим! И что же? Миллионы людей, лучшие умы, снова работают на войну. Совершенствуют машину убийства.

И еще в одном укорял Виталий Михайлович человечество: в неразумной корысти.

– Покажи мы этот лазурит геологам – и начнется! Тотчас все разворочают. Камень распилят на кусочки, увезут, шкатулок из него наделают, каких-нибудь верблюдиков. А он – чудо природы. Пусть лежит в земле, покуда люди не дорастут до мысли, что чудо должно принадлежать тому месту, где сотворено природой. Не обязательно все свозить в города. Чудо на своем месте обязательно родит иное чудо. Ну, например, придет сюда мудрый человек, посмотрит на лазурит, и осенит его счастливое открытие.

Агей разгреб слой земли и глядел на синюю, словно бы в изморози, вершинку камня. Взглядывал на небо, на горы, на крошечный домишко станции и ждал, не шевельнется ли в душе какой-нибудь корешочек какого-то открытия?

Корешочек сидел тихо-тихо, словно его и не было.

– Не время, – вздохнул Агей. Он был уверен: открытие за ним. Знать бы, какое? В биологии, в геологии или, может, это будут – стихи? Стихи, нужные всему миру и каждому человеку, любого открытия стоят.

Агей наклонился, прикоснулся рукой к лазуриту.

– Ладно, – сказал он точь-в-точь как дед. – Я к тебе приду потом. Думаешь, не понимаю, что учиться надо? Потому и уезжаю. Ты потерпи, вернусь – освобожу тебя. К тому времени люди наверняка поумнеют.

Агей забросал лазурит землей, привалил тонкое место камнем.

– Ты уж прости нас с дедушкой! – и вздохнул. Целый день вдыхалось.

Предыстория вторая

Седьмой «В» класс слыл особым. Все ведь дело в людях, а люди в седьмом «В» были как на подбор. Во-первых, Курочка Ряба. И уже этого вполне достаточно! Не только класс, но и школа становилась знаменитой, имея таких личностей, как Курочка Ряба.

Курочка Ряба – не прозвище, это две фамилии двух мальчиков.

Год тому назад, в начале сентября, Вячеслав Николаевич пришел на свой урок с длиннющим, худющим человеком в ботинках невероятного размера.

Вова с первой парты тотчас сообщил:

– Пятидесятый!

– Нет, – возразил новичок. – Пока сорок седьмой.

– Знакомьтесь, – сказал Вячеслав Николаевич, – ваш новый товарищ. У нас два свободных места…

– Вячеслав Николаевич! – воскликнули с последней парты.

– Слушаю, Рябов.

– Разве вы не видите, что это моя вторая половина!

Рябов поднялся, длиннющий, тощий, лицо узкое, и челка на лбу, как вопросительный знак.

Вячеслав Николаевич не сказал ни да ни нет, и новичок прошагал на последнюю парту.

– А фамилия-то как? – спросил Вова.

– Моя фамилия Курочка! – басом рявкнул новенький.

– Подумаешь, – сказала Света Чудик.

– А вот и не подумаешь! – вскочил на свои ходули Рябов. – Вячеслав Николаевич! Прошу учесть, если раньше я проходил за полчеловека, да и Курочку, наверное, тоже принимали за полкурочки, то отныне этому конец. Отныне мы вдвоем полная единица – Курочка Ряба.

Вот тут наконец-то и засмеялись всенародно.

Для школьной славы Курочки Рябы вполне достаточно, а вот городскую надо было заслужить. И новые друзья ее заслужили.

Как известно, слава капризна, путь к ее вершинам тернист. Сначала Курочка Ряба испытала свои силы в классных, в домашних условиях. Так, на сочинении вместо двух работ Валентина Валентиновна получила одну за подписью «Курочка Ряба».

Валентина Валентиновна почему-то ужасно обиделась и решение вынесла чересчур строгое.

– Странная эта работа. – Учительница представила на обозрение обычную школьную тетрадь. – Написана каллиграфическим почерком Рябова, но так свободно и грамотно, что к Рябову это отношения не имеет. Когда-то в советской школе существовал бригадный метод обучения, справедливо признанный ошибочным. Возвращаться к порочной практике нам не пристало. Посему, – тут Валентина Валентиновна сделала выразительную паузу, – за работу под псевдонимом Курочка Ряба я ставлю пять. Однако оценку эту приходится поделить надвое. Рябов и Курочка, пожалуйста, сообщите классу, кому из вас поставить два, а кому три, ведь оценки два с половиной не существует.

– Интересно, что бы вы закатили Ильфу и Петрову? – спросил Курочка.

– Вам я закатываю три за поведение.

– Друг мой Курочка, – сказал Рябов, – у меня там двояк. Не войдешь ли в мое положение?

– Войду, – согласился Курочка.