Агент

Холмов удовлетворённо кивнул, а в гостиную ввели деда Прохора. Тот недоумённо косился на жёстко вцепившегося в его плечо жандарма. Похоже, служивый слишком буквально воспринял приказ «привести» старика.

Инспектор махнул рукой жандарму, мол, свободен. Встав из-за стола, подошёл к Прохору.

— Ответь-ка мне, любезный, со всей честностью, Еремей Пантелеевич давеча в этой одежде из дома уходил? — указал он на Непряхина. — Или на молодом барине какой иной наряд был?

Дед сначала замотал головой, а после активно закивал:

— В этом костюме барчук уходить изволил. Я сам ему сей спинжак с брюками подавал. А сорочку Глашка приносила, то у ей выспросить можете.

— Хорошо, — подбодрил старика инспектор скуповатой улыбкой, — а это что за вещица и из чьего гардероба?

Дед, не решаясь потрогать скомканную тряпку, недолго её поразглядывал и пожал плечами:

— Точно не скажу, но явно из бабьей одёжи что-то. Воно оно, кажись, с кружевами будет.

— Хорошо, можешь идти, — отпустил старика Холмов. — Кликни там кого следующего из ваших, кто ожидает уже.

Следующей оказалась та самая Глашка. Тоже подтвердила, что молодой барин костюма не менял и в сорочке был той самой, которую она ему вчера в обед утюжила. И даже тряпку обгорелую опознать сумела:

— Так то барыни платье из старых. Барыня обычно не выбрасывает ничего, а как платья ей совсем не по душе станут, ими нашим девкам, кто особо усердием отличится, презенты оказывает.

— Это платье, — поднял брови Холмов, — она тоже кому-то презентовала?

— Нет, господин, — Глашка выглядела совершенно уверенной, — не успела ещё. Оно в чулане висело, я то хорошо помню. Сама хотела у барыни то платье выпросить да после по себе ушить. Уж больно на нём узоры да кружева богатые были.

Показания других слуг никак не опровергали уже услышанное нами, поэтому Холмов, покончив с расспросами, велел вновь позвать в гостиную хозяйку дома. Едва та вошла, инспектор кивнул уряднику, и по обе стороны от Ульяны Карповны встали жандармы.

— Госпожа Непряхина, как старший инспектор коронного управления сыском, официально сообщаю вам, что вы взяты под стражу, поскольку обвиняетесь мною в убийстве своего мужа Пантелея Марковича Непряхина.

Еремей подскочил со стула, ошарашенно уставившись на мачеху, а та, в миг залившись злым румянцем, возмущённо осыпала Холмова, а заодно и нас с орком, отборными проклятиями.

Глава 16

— Напрасно вы так горячитесь, сударыня, — кисло сморщившись, укоризненно покачал головой Холмов. — У меня есть все основания утверждать, что преступление совершили именно вы, а после сделали так, чтобы подозрения пали на вашего пасынка. И хотя основания те лишь умозаключительные, всё же есть способ доказать вашу вину.

Инспектор поднялся и-за стола, сунул руку во внутренний карман сюртука и извлёк из него плоскую жестяную коробочку, более всего напоминавшую портсигар:

— Вот, Ульяна Карповна, полюбуйтесь. Вы про то должно быть не ведаете, но к нам совсем недавно из западных стран пришёл презабавнейший, на первый взгляд, но совершенно точный способ уличения преступников. Оказалось, что у каждого человека совершенно оригинальный рисунок на подушечках пальцев. Здесь, — инспектор раскрыл портсигар и протянул его Непряхиной, — губка, пропитанная специальными чернилами. Извольте прикоснуться к ней поочерёдно пальцами правой руки. А после приложить их вот к этому листку бумаги. С помощью увеличительного стекла я сравню отпечатки ваших пальцев с теми кровавыми, что имеются на орудии преступления. Уверен, они совпадут, что несомненно укажет на вашу виновность.

Непряхина чуть отступила от вставшего перед ней Холмова. Зло сжав кулаки, скрестила руки на груди и замотала головой:

— Не имеете права! То Ерёмка отца убил, не я!

— Доказать, что Еремей Пантелеевич не делал того, довольно легко, — пожал плечами инспектор и принялся расхаживать по гостиной, совсем как я недавно в доме у Ильина. — Вам могло бы повезти, останься дело на рассмотрении в провинциальной жандармерии. Тех явных улик, которые вы подстроили, вполне хватило бы, чтобы закрыть дело, особо не утруждая себя поиском доказательств, что доступны для обнаружения лишь более пытливым умом. Но, вам на беду, здесь оказались мы. Едва взглянув на Еремея Пантелеевича, я заподозрил его невиновность. Убийца перерезал жертве горло, задев при том сонную артерию. Об этом можно сделать вывод, даже не осматривая рану, уже лишь по обилию крови в постели да брызгам, довольно сильно разлетевшимся по спальне. Некоторые капли я обнаружил и на окне. Пусть бы убийца, как предположил Владислав Сергеевич, — остановившись, инспектор указал на меня, — даже прикрыл лицо жертвы подушкой, это не предотвратило бы попадания крови на одежду. Как минимум, рукава злоумышленника оказались бы изрядно забрызганы.

При этих словах Холмова все в комнате взглянули на Еремея Пантелеевича, резко принявшегося рассматривать рукава своего собственного сюртука. Похоже, до этого момента он и сам сомневался, не прирезал ли и впрямь в пьяном угаре родного папашу.