Агент

— Да-да, сударь, — обратился к нему Холмов. — Ваша одежда измята и не чищена со вчерашнего дня, но, можете не трудиться, следов крови вы на ней не обнаружите. Как и следов грязи на своих опять же столь запылённых и не чищенных туфель. Хотя от той слякоти, что подле задней калитки, или от жирного чернозёма, что на клумбе под окном, избавиться без должного ухода было бы весьма затруднительно. Вот взгляните хотя бы на сапоги Владислава Сергеевича. На нём всё ещё видна налипшая грязь.

Я вытянул перед собой ноги, чтобы убедиться в правоте Холмова, да и другим её продемонстрировать — сапоги действительно были грязными.

— Зайди вы вчера ночью в дом через двор, — продолжил инспектор, возобновив хождение взад-вперёд по комнате, — да выпрыгни после на клумбу, вам пришлось бы сначала очистить одежду и обувь, а после изрядно потрудиться вновь её хорошенько запылив. Но у вас наверняка не было на то времени. Мы это сможем доказать, узнав у свидетелей, когда вы покинули «Шалый пёс» и когда появились у Федоры Кузьминичны. Зато у убийцы, находившегося с самого начала внутри дома, вполне имелось время, дабы провернуть свой коварный план и после попытаться скрыть улики. Ведь так, Ульяна Карповна? — Холмов, подняв правую бровь, вопросительно взглянул на Непряхину. — Ведь как раз для этого, чтобы уничтожить испорченное кровью платье, а заодно и выпачканные землёй туфли Еремея Пантелеевича, вы, отмываясь в бане сами, попытались ещё и сжечь в печи улики. Однако не учли, что огня для того надобно побольше. Впрочем, возможно, вы просто побоялись сильно распалить печь, дабы то не заметили поутру. Ведь полуночный банный поход барыни и её самостоятельная возня с печью могли вызвать у дворни подозрения. Не учли вы так же и то, что мы, взявшись за дело с большей дотошностью, станем искать подобные улики. И что ваша Служанка Глашка, положив глаз на старое платье, опознает его даже в таком обожжённом виде.

— Шарап Володович, — решился я встрять в объяснения инспектора, — в размышлениях ваших есть несомненная логика, но ведь платье мог взять и кто-то другой. Та же Глашка, например.

— Истинно, не доказывает ваша болтовня ничего! — Непряхина так и стояла со скрещенными на груди руками, только кулаки ещё и подмышки сунула. — Навет это всё и злой наговор!

— Что ж, — кивнул мне Холмов, — я тоже о том размышлял. Но заметил, что мелкие капли крови на подоконнике подсохли и остались до нашего прихода не повреждёнными. Можете проверить, они остались таковыми даже после того, как на окне соизволил посидеть господин Тимонилино. Однако, попробуй кто выбраться через окно сразу после убийства, капли непременно оказались бы размазанными. А задумай та же Глашка, надевшая платье барыни и туфли Еремея Пантелеевича, прыгнуть из окна, она бы так и сделала, в силу своей молодости и подвижности. Но вот для Ульяны Карповны, — Холмов указал на Непряхину обеими руками, — с её тучным телосложением таковые кульбиты оказались бы весьма затруднительными. Посему она и ограничилась лишь открыванием окна, заодно выбросив в клумбу нож. А вот следы от туфель на земле сделала, уже выйдя из дома обычным способом. И лишь с одной целью: обратить улики во вред Еремею Пантелеевичу.

Непряхина нервно дёрнула подбородком и отвернулась от Холмова, словно не желая слушать его обличительные речи.

— Отпечатки туфель на земле под окном, — инспектор лишь ухмыльнулся в ответ на такой демарш, — это подтверждают. Ваш, Владислав Сергеевич, след, от того что вы старались отпрыгнуть подальше от отмостки, получился чуть скошенным и с акцентом на каблук. Следы же от туфель ровные, будто их просто приставили и вдавили в землю. Определённо, это сделала Ульяна Карповна. Ведь кому-то из слуг, ночующих в людских покоях, было бы затруднительно провернуть убийство, как выйдя незамеченным, так и вернувшись обратно.

— Значит, вы исключаете возможность сговора среди слуг, — на этот раз прочность теории Холмова решил проверить Тимон, — или же совершение преступления посторонним лицом? Например, Еремей Пантелеевич мог нанять убийцу и рассказать ему, как проникнуть в дом.