Агент Абвера

Демьянов, расстегнув портупею, повесил шлем с шинелью на крючок, а потом с саквояжем в руке прошел к столу, куда поочередно выложил качалку колбасы, пару банок сардин в масле, батон и в завершение поставил засургученную бутылку водки.

— Купил по случаю у знакомого директора гастронома.

— И кто вы по званию? — покосился Борис Александрович на его алые петлицы.

— Младший лейтенант связи, буду воевать в пехоте. А почему не видно Юрия Петровича? — оглянулся по сторонам.

— Одну минуту, — покатился Садовской к тихо потрескивающей дровами голландке, взял прислоненную рядом кочергу и несколько раз стукнул в боковую стену.

Вскоре за дверью зашаркали шаги, она, чуть скрипнув, отворилась, в проеме появился князь в толстовке и обрезанных валенках на ногах. В отличие от Садовских, виду гостя он не удивился и, пожав тому руку, изрек:

— Значит, все-таки призвали?

— На днях получил повестку, — ответил Александр. — Решил зайти к вам попрощаться, а потом сразу к себе в часть.

— Что-что, а заставить за себя воевать они умеют, — хмыкнул бывший предводитель дворянства. — Сучье племя.

— Фу, нехорошее какое слово, князь, — сморщила нос жена литератора.

— Какое племя, такое и слово, — пробурчал тот.

Затем Демьянов помог Надежде Ивановне накрыть стол, откупорив бутылку, разлил водку по стаканам и поднял свой:

— За победу, господа!

— Чью? — уставились на него три пары глаз.

— Тех, кого мы ждем, — и князь осушил свой стакан в три глотка.

Литератор с князем повторили, Надежда Ивановна чуть пригубила. Стали закусывать консервами и пахнущей чесноком краковской.

— Так получается, будете против них воевать? — сжевал очередной ломтик Глебов.

— Совершенно верно, — разлил Демьянов оставшуюся водку. — До первого, так сказать, боя.

— А потом? — тихо вопросила Надежда Ивановна.

Вместо ответа тот пробежал пальцами по столу.

— За это и выпьем, господа — заговорщицки сказал князь. И поднял стакан: — Прозит[29].

Затем крякнул «Хорошо» и занюхал горбушкой батона.

Настроение у всех заметно улучшилось, а когда перешли к чаю, вскипевшему на плите, литератор поочередно взглянул на жену с князем (те согласно опустили глаза) и вплотную придвинулся к Александру.

— Если у вас получится, а мы будем за то молиться, передайте на той стороне, что мы ждем их, а если понадобится какая помощь — сделаем всё, что в наших силах.

— Именно так, — решительно кивнули бывшая фрейлина с князем.

— Нынче в Германии в фаворе мой давний знакомый Кнут Гамсунг[30], — мечтательно сказал Садовский. — Нас познакомил Блок во время его приезда в Россию, и мы даже одно время состояли в переписке. Вот бы передать ему привет.

— Где-то там и друг моей юности полковник Улагай, — томно вздохнула супруга. — Но это всё в прошлом. А вот если в случае удачного исхода от вас придет весточка, мы будем очень рады, — бывшая фрейлина мигнула пушистыми ресницами на Демьянова.

— Или человек с паролем — многозначительно добавил князь, вздев вверх палец.

— И каков пароль?

— «Пути Господни неисповедимы», — приблизил вплотную голову.

— Я запомню, — утвердительно кивнул Демьянов. — А что за полковник Улагай? — обратился к даме. — Это не тот, что командовал Кубанской армией у генерала Врангеля?

— Однофамилец, — мечтательно сказала та. — Его звали Кучук, из знатного черкесского рода, близкий друг албанского царя, сейчас где-то в Югославии.

— Ясно.

Спустя еще час Демьянов покинул «единомышленников», сославшись, что в двадцать три часа нужно быть в части. На прощание бывшая фрейлина благословила Александра, литератор крепко пожал руку, а захмелевший князь облобызал в обе щеки.

Выйдя из монастыря тем же путем, Демьянов миновал площадь перед главным входом и свернул в ближайший переулок, где его ждал автомобиль, за рулем которого сидел Маклярский.

— Ну как? — поинтересовался он, когда хлопнув дверцей, «Гейне» уселся рядом.

— Все идет по плану, они даже благословили меня на переход к немцам.

— Зашевелились тараканы, — хмыкнул старший лейтенант и, провернув ключ, включил зажигание. «Эмка», заурчав мотором, тронулась с места, набрала ход и в сгущавшемся мраке понеслась к центру. В приглушенном свете фар кружились снежинки, по асфальту низко мела поземка.

— Да, ранняя в этом году зима, — переключил скорость оперативник.

— И к тому же морозная, — поплотнее укутался в шинель «Гейне».

— Кстати, ты не читал в «Красной Звезде» очерк «Завещание двадцати восьми павших героев»?

— Нет. О чем он?

— О подвиге роты солдат генерала Панфилова. В ноябре, как известно, фашисты вышли к Волоколамскому шоссе, до Москвы оставался последний рывок. На этом участке оборону держала стрелковая дивизия генерала Панфилова и конница Доватора.

Артиллерии у них практически не было, и когда немцы ввели в бой полсотни танков, против них выдвинули заслон из роты бойцов вооруженных стрелковым оружием, гранатами и ПТР[31]. Бой был страшный. Пройти фашисты не смогли, герои сожгли пятнадцать бронированных машин и уничтожили до роты пехоты. Двадцать восемь из них погибли.

— Да, то настоящие герои, — откликнулся напарник. — Я бы, наверное, так не смог.