Агент чужой планеты

Я не мог понять, в чем дело. Ведь я сам был любовником не из последних. Я пытался воздействовать на нее биополем. Страсть вспыхивала в ней, но только на те самые десять минут. Притом необходимость держать под контролем ее подсознание во время любовной схватки действовала на меня угнетающе, мучительно, я терял остроту ощущений. У меня начали развиваться комплексы.

Да, это было кино. После того как в первый раз я уличил ее в измене, последовала бурная сцена, разрыв.

Но я вытерпел всего неделю. Я не мог без нее. Я простил все, находя тысячи причин для ее оправдания.

Алина приняла меня с распростертыми объятиями. Казалось, мир восстановлен.

Какой там! Стоило мне отлучиться в Жердяевку, как все повторилось. Я застукал ее в постели с сантехником, который пришел отрегулировать новый смеситель. На сантехнике я, конечно, отыгрался, но Алине опять все сошло с рук. Теперь ссоры и примирения мелькали с калейдоскопической быстротой.

Иногда я умышленно исчезал из города на два-три дня. Пусть насытится, похотливая тварь, если не может иначе. Должна же когда-нибудь иссякнуть ее эротическая энергия!

Но она, похоже, была неисчерпаема.

Я пытался избавиться от любовного дурмана и найти забвение в объятьях других женщин. Не помогало. Меня неудержимо тянуло к Алине. Не было ни счастья, ни покоя. Не было и надежды. Не она, а я оказался в ловушке необузданной страсти.

Возможно, я нашел бы в себе силы порвать с ней, если бы не воспоминания о тех двух ночах, которые мы провели в период нашего первого знакомства. Я знал, что в ее душе есть и нежность, и ласка, и сострадание, но пути в тот заповедник были заказаны. Это-то меня и мучило больше всего.

А может, в Алине проявилась наследственность того диарца, который когда-то дал жизнь ее далекому предку? Быть может, именно благодаря диарцам на Земле существуют донжуаны и мессалины, думал я иногда. Этакие неудержимые сексуальные гиганты.

Кстати, тайну Алины я тщательно скрывал от Мамалыгина. Он так и не узнал, что она -- диз. Никто не узнал. Я будто предчувствовал, что, передав информацию, лишусь Алины навсегда.

Разумеется, я провел осторожную разведку, "прощупав" ее немногочисленных родственников. Материнская линия отпала сразу же. А отцовской не было вовсе, ибо мамаша, которая, к слову сказать, тоже провела весьма бурную молодость, так и не вспомнила, кто был отцом ее дочери, хотя я "просветил" ее чердак насквозь. Вот и гадай, чья тут наследственность.

Стоит упомянуть, что Алина была одержима еще одной страстью -- к мелкому воровству. Я выдавал ей любые суммы по первому же требованию, но стоило оставить на видном месте даже рубль, как тот немедленно исчезал, причем Алина беззастенчиво отрицала свою причастность к пропаже, хотя несколько раз я ловил ее с поличным.

Мания -- иначе не скажешь. Но не врожденная, а наработанная.

Так протекала моя семейная жизнь. Семь лет, а? Впрочем, довольно об Алине.

Теперь о дизах, тем более что я частично коснулся этой темы.

Я обнаружил их около двух десятков, а если быть точным -- восемнадцать особей, не считая Алины, чем чрезвычайно порадовал Мамалыгина. Чувствовалось, что к этому делу у него есть свой, особый интерес.

К моему тайному удовлетворению, все дизы оказались весьма затрапезными, ничем не примечательными личностями. Строго говоря, сначала я нашел двоих, а список расширился за счет родственников.

Первым по списку шел рядовой инженер из захудалой строительной конторы. Его внешность удивительно точно гармонировала с фамилией -- Ошметкин. Серое затюканное существо, примирившееся с унылым существованием и вечно озабоченное одной и той же проблемой: у кого бы перехватить до зарплаты. Жена Ошметкина ни малейшего отношения к дизам не имела, а вот их сынишка двенадцати лет и дочь десяти, если верить прибору, вкупе с папашей являлись отдаленными потомками неугомонных диарцев.

Следующий диз вывел меня на целую орду своих родичей. Но это был типчик! Я обнаружил его в пивбаре, неподалеку от Центрального рынка, мимо которого как-то проезжал. Часы вдруг загудели, я остановился и отправился на поиски.

Золотистая стрелка привела меня в заплеванную, пропахшую потом и кислятиной пивнушку, битком набитую помятой, похмеляющейся публикой, большей частью с городского дна.

Пришлось немало потолкаться, прежде чем я вычислил красноносого, бомжеватого вида старика в серой засаленной куртке, который ходил от столика к столику, допивая из оставленных кружек и собирая из пепельниц более-менее пригодные окурки. В его карманах гулял ветер, щеки покрывала трехдневная щетина, но держался он с подчеркнутой независимостью, зло парируя подначки таких же, как он, приятелей.

Общение с ним не сулило радостных минут. Но долг обязывал.

Я внушил ему мысль обратиться ко мне с просьбой дать закурить. Разговорились. Звали оборванца Захаром Сапожниковым, но он запросто откликался и на прозвище Сапог.

Оказалось, что живет Сапог рядом.

-- Выпьем за знакомство? -- предложил я.

-- Ну, угости. -- Он показал сточенные почерневшие зубы.

С бутылкой водки мы отправились к нему домой.