-- Твоя беда, Вадим, в том, что ты только требуешь -- дружбы, любви, участия, а сам ничего не даешь взамен.
-- Это неправда! Разве я мало сделал тебе добра?
-- Ты его для себя делал.
-- Даже если так, это не повод, чтобы убивать меня как бешеного пса! -заорал я, чувствуя, как из моих глаз текут слезы.
-- Я раскаиваюсь, Вадим. И прошу только об одном: прости ее.
-- А о себе ты не просишь?
-- Я проиграл. Твой шах и мат.
-- Но это же она тебя подбила, я знаю!
-- Она потрясающая женщина, Вадим. Я был счастлив с ней. Но она немножко ведьма. Я не устоял перед искушением. Я должен был отговорить ее, но не устоял сам. За это прости. Если можешь.
-- Вы давно вместе?
-- Разреши не отвечать на этот вопрос.
-- Она тебя любит?
-- Если то, что было, -- не любовь, тогда я не знаю, что называют этим словом.
-- Федька, какой же ты дурак! Она и тебе точно так же наставила бы рога. Или вообще отшвырнула бы, как использованный презерватив.
-- Не говори пошлостей, Вадим.
-- Ладно, пошли в дом. Нечего тебе сидеть в темном гараже. Надеюсь, не откажешься выпить за мое чудесное спасение?
-- С удовольствием, Вадим. Я действительно рад, как ни странно это звучит.
-- Вот и хорошо.
-- А погода-то расшалилась... -- задумчиво проговорил он.
-- Если бы только погода, -- парировал я.
Алина все так же сидела на диване. У нее был вид затравленной, но сохранившей силы тигрицы.
При появлении Федора она попыталась вскочить, но я и ей послал сигнал. (К тому периоду я научился более виртуозно владеть своим даром и умел держать под контролем одновременно двух-трех человек.)
-- Дорогая, посмотри, какой приятный сюрприз! -- воскликнул я. -- Не убоясь скверной погоды, наш друг решил навестить нас. Выпьем же за верную дружбу и любовь! Но сначала очень прошу надеть что-нибудь на себя. И хорошенько запомни на будущее: даже перед самыми близкими друзьями дома ты должна представать только в одежде.
Она молча выполнила мое распоряжение, набросив коротенький розовый халатик, который, впрочем, мало что скрывал.
-- Я смотрю, милая, ты уже выпила, -- иронично уточнил я. -- Ну, посиди немного, помечтай, а мы с Федькой хлопнем по рюмашке.
Я усадил лучшего друга семьи в кресло, затем достал из серванта третью рюмку, наполнил ее и, поставив рядом с отравленной, несколько раз поменял их местами, так что уже нельзя было разобрать, где какая.
-- Кстати или некстати, мне вспомнилась одна любопытная история, -- начал я самым задушевным тоном. -- В прошлом веке один крупный ученый-химик, может даже Менделеев, рассорился с недругом, и дело у них дошло до дуэли. Выбор оружия был за ученым. Он взял два бокала с вином и в одном растворил яд, после чего предложил противнику выпить из любого, зарезервировав, разумеется, второй за собой. И, знаете, недруг спасовал. Трусоватым оказался. А химик отстоял свою честь.
-- Я слышал об этом, -- подтвердил Федор. -- Но тоже не помню, Менделеев там отличился или кто другой.
-- А слабо повторить эксперимент? -- Я насмешливо посмотрел на него. -Предположим, в одной из этих рюмок яд. Кто первый? Бросаем жребий?
-- Рискнем, -- безучастно ответил Федор.
Лицо Алины исказилось. Я вдруг впервые увидел, какой она станет в старости. Терпи, терпи, детка. Мне тоже пришлось несладко, когда я слушал вашу милую болтовню на кассете.
-- Минутку, где-то здесь у нас были кости. -- Я встал и вынул ящик серванта.
И тут за моей спиной что-то произошло.
Молниеносно, будто боясь передумать, Федор схватил обе рюмки и залпом осушил их. Помешать ему я не успел.
Клянусь, я не давал ему такой установки! Я намеревался постращать его, поставить перед кошмарным выбором, дабы он тоже испытал чувства приговоренного к смерти. Далее я разрядил бы ситуацию. Но он не вынес неизвестности. Не хватило силы духа.
С минуту он сидел спокойно, будто прислушиваясь к чему-то в себе, затем глаза его полезли из орбит, руки метнулись к горлу, он захрипел и рухнул на ковер, катаясь по нему и корчась от боли.
Что мне оставалось? Я снял с Алины биополе, представив ей полную свободу действий.
Она молнией метнулась к любовнику, бьющемуся в агонии.
-- Феденька! Любимый! Зачем ты это сделал?! -- Она схватила со стола большую бутылку с соком и попыталась влить жидкость ему в рот. -- Пей! Ну пей же! Тебя должно вырвать!
Но было уже поздно. Его зубы намертво сжались, на губах выступила пена, лицо посинело.
Вот мерзавцы, подумал я. Чем они, интересно, разжились? Мышьяком? Или чем-нибудь еще примитивнее? Есть ведь очень эффективные, можно сказать, гуманные яды, которые убивают мгновенно. Человек оказывается по ту сторону бытия без театральной показухи. Неужели трудно было постараться?
А ведь если бы не Саныч, сейчас я вот так катался бы перед ними. Под бурное ликование. И никакое биополе не помогло бы.
Наконец он угомонился. Навсегда.
Алина, рыдая как волчица, припала к нему, и это продолжалось довольно долго. Но вот она поднялась. Вид ее был ужасен: растрепанная, обезумевшая, чудовищно некрасивая, воистину старая ведьма, она наступала на меня.
-- Негодяй! Какой же ты негодяй! Подлый шакал! Убийца! Как я тебя ненавижу!