Закончив представления, мэр произнёс несколько приличествующих случаю слов о вечной дружбе между российским и американским народами, о восхищении, которое он всегда питал к российскому государю, и так далее в том же духе. Потом негры внесли подносы с вином, и начались тосты. Играла музыка, гости пили за здоровье царя и президента, за скорое окончание войны, за укрепление дружеских уз.
Пока Опдайк обхаживал Лесовского, к Костенко пробрались Твид и Вуд. Поздравив его со счастливым избавлением из плена, они сообщили, что в ближайшее время Оделл, как обещал, поднимет вопрос о польских капёрах в Конгрессе.
– Между нами, президент очень недоволен этим, – многозначительно двигая бровями, заявил Твид. – Но мы не позволим ему отвертеться.
– Я весьма признателен вам за хлопоты, – сухо ответил Семён Родионович.
Краем глаза он наблюдал, как Катакази непринуждённо беседует с европейскими дипломатами. Это зрелище наполнило его желчью.
– Что делают здесь эти люди? – спросил он, показывая на консулов.
– Уступка Опдайка администрации президента, – усмехаясь, объяснил Вуд. – Наше правительство цепенеет от ужаса при мысли о возможной интервенции. А потому делает всё, чтобы засвидетельствовать европейцам наши добрые намерения. Таковы республиканцы – они кланяются нашим врагам и тысячами убивают своих соотечественников. Между прочим, как обстоят дела с сибирским телеграфом?
– Понятия не имею, – ответил Костенко, удивлённый этим вопросом. – А что?
– Если бы мы имели непосредственную связь с Россией, это облегчило бы наше сотрудничество. Я слышал, Камерон, когда был послом, вёз конкретные инструкции на этот счёт. Вы ничего не знаете об этом?
– Ничего. Я не встречался с ним в Петербурге.
– А здесь?
Костенко хотел было ответить, но вдруг осёкся и пристально посмотрел на Вуда. С чего вдруг тот начал спрашивать его о Камероне? Уж не пронюхал ли чего?
– И здесь тоже, – ответил он.
– Как продвигается расследование по вашему делу? – спросил Твид.
– Пока рано делать выводы.
– Уже есть подозреваемые? – полюбопытствовал Вуд.
– Это надо спросить у следователя.
– А вы сами что думаете? Кто мог вас похитить? – снова спросил Твид.
– Бандиты, разбойники… Мало ли кто.
– Они знали, что вы – русский?
– Даже если и нет, в ходе нашей беседы это неизбежно обнаружилось.
– Значит, вы вели с ними беседы?
– Случалось, – уклончиво ответил Костенко.
– И о чём, если не секрет?
– Так, всякий вздор…
Семён Родионович почувствовал, что становится жарко. Эта парочка вцепилась в него всеми когтями и не собиралась отпускать. На его счастье, в зале появились менестрели. Мэр попросил тишины. Присутствующие тут же замолчали и обратили на него свои взоры. Опдайк объявил название ансамбля и захлопал, приветствуя артистов. Тех было шесть человек; все, как полагается, с нагуталиненными лицами и в белых сюртуках а-ля дядюшка Том. Выстроившись в линию, они сняли свои соломенные шляпы и исполнили очень грустную и красивую песню об уборщиках сахарного тростника.