Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»

Джеку следовало еще сказать, что Чачакин, как человек умный, должен был в интересах КГБ и своих собственных сообразить: требуя, чтобы Джека можно было вызвать в любой момент в течение недели, КГБ подвергает опасности «Морат». Джек поддерживал тайные связи, получал и прятал непрерывно поступавшую нелегальную наличность, количество которой все возрастало и часто превышало миллион долларов в год. Эта сумма была всецело в распоряжении Гэса Холла. Но Джеку нужно было думать о собственной семье и деле, а не только помогать Моррису. Что подумают соседи, если он все время будет сидеть дома, ожидая сообщений из Москвы, не станет выходить ни на работу, ни в супермаркет? Ему казалось, что ФБР наблюдает за известными им офицерами КГБ и старается прослушивать их телефонные разговоры. Чачакин звонил ему домой в субботу вечером по открытой линии; а в Москве его учили, что это самоубийственный, непрофессиональный, безответственный, опасный поступок.

Лэнтри хорошо играл в баскетбол и взглядом передал воображаемый мяч Бойлу. Как во время игры в чемпионской команде, Бойл машинально его принял и сделал результативный бросок:

– Джек, после скандала с КГБ ты продолжаешь гнуть ту же линию. А почему бы тебе не извиниться? Скажи, что ты просишь прощения за свою грубость, что ты слишком напряжен; скажи, что понимаешь, что он, его семья и его организация тоже на взводе; скажи, что знаешь кое-что о бюрократии. Потом добавь: «Если есть проблемы, мой брат может уладить их с Брежневым, Сусловым, Пономаревым или Андроповым».

Джек с Моррисом улыбнулись, и Миллер понял, почему руководство с самого начала позволяет Чикаго и Нью-Йорку самим улаживать подобные дела.

* * *

Уверенности, с которой все покидали совещание, хватило ненадолго. Продолжавшийся все лето и осень 1973 года уотергейтский цирк, разглашение секретной информации и политические нападки на ЦРУ и ФБР утомили Морриса и Джека. Голословные заявления, будь они правдивыми или ложными, заставили Грея отказаться от исполнения должности директора ФБР (среди прочего его обвиняли в сокрытии документов от центрального руководства и выбрасывании их в реку Потомак). По инициативе Бойла чикагское руководство в лице специального агента Ричарда Хелда предупредило штаб-квартиру, что Моррису и Джеку нужна более серьезная поддержка. Двадцать первого ноября Моррис должен был лететь через Европу в Москву, и потому ФБР организовало еще одну рабочую встречу в Нью-Йорке двадцатого ноября. Чтобы возглавить ее, из Вашингтона приехали инспектор Эндрю Декер и Бранниган.

Начало стало абсолютным повторением совещания в мае.

Декер начал с того, что заявил: материалы «Соло» – бесценны, такие нигде больше достать невозможно; существует множество способов слежки, определения количества и качества оружия, но «проникновение в образ мысли других людей» – куда важнее и куда более труднодостижимо.

Затем выступил Моррис с обзором достижений «Соло» в 70-х годах: все время шли переговоры о контроле над вооружениями, или о Вьетнаме, или о чем-нибудь еще, и мы заранее знали, о чем они думают и о чем думали раньше. Мы всегда были на шаг впереди.

Моррис всегда жил в страхе; сейчас Бойл впервые явно заметил, насколько силен этот страх. Моррис сказал, что думает, будто понимает Соединенные Штаты и ФБР. Он понимает политические разногласия – в конце концов, они были неотъемлемой частью самой Америки, но не может понять политиков, которые нападают на институты, существующие, чтобы гарантировать право отстаивать собственное мнение. И он искренне задается вопросом, дееспособно ли еще ФБР.

– Это был ужасный год. Как в таких обстоятельствах человек может чувствовать себя спокойно? Когда мы начинали эту операцию, то все прекрасно знали, что если Мао, Чжоу, Хрущев, Брежнев, Суслов, Пономарев, руководство КГБ и КГБ в целом в один прекрасный день узнают, что мы все время их обманывали, то они любой ценой постараются нас ликвидировать. Сотни людей пожертвовали бы жизнью за честь это сделать. Завтра я уезжаю в Москву. В Москве все гораздо легче. Там я свой. У меня своя квартира, обслуга, водитель и карточка, по которой я могу получать спиртное и все, что захочу. Я могу общаться с ними, как делал это почти всю свою жизнь.

Протокол совещания перефразировал следующее утверждение Морриса. Во время совместных поездок Моррис с Евой жили в страхе когда-нибудь совершить роковую ошибку и сознавали необходимость выверять каждый нюанс. Вот маленький пример того, как осмотрительно им приходилось себя вести: русские знали, как Ева восхищалась картинными галереями и выставками, и пригласили их с Моррисом на выставку произведений реабилитированного еврейского художника.

Еве понравились какие-то картины, и она спросила Морриса, хватит ли у него денег, чтобы купить одну из них. Моррис коротко бросил, что нет; позже он объяснил:

– Они знают, что я еврей; но не стоит об этом напоминать.