Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»

По наиболее гнусной обязанности их профессии «отцам» вскоре пришлось установить за Моррисом и Джеком наблюдение, прослушивать их телефоны и любыми способами искать признаки того, что они являются двойными агентами Советского Союза. Ни малейших оснований для таких подозрений не было. Напротив, оба больше двадцати лет преданно, храбро и блестяще служили Соединенным Штатам. Добываемые ими сведения снова и снова оказывались точными и ценились на вес золота.

Решение ФБР следить за этими важнейшими фигурами и заново произвести переоценку важнейшей операции первоначально явилось результатом давления, оказываемого шефом ЦРУ Джеймсом Джезусом Иглтоном. Человек глубочайшего интеллекта, Иглтон держал в руках важнейшие нити американской разведки и имел приверженцев в других государственных ведомствах, включая ФБР. Возможно – и вполне естественно, – он скептически относился к отступниками и подданным Советов, перевербованным ЦРУ, видя в них вероятных двойных агентов, засланных, чтобы снабжать ложной информацией или срывать задуманные операции.

Было одно существенное исключение. Иглтон безмерно доверял майору КГБ Анатолию Голицыну, который в 1961 году сбежал из советского посольства в Хельсинки, где занимался сбором информации. Его донесения привели к аресту опасных советских шпионов в Западной Европе. Он был ценным перебежчиком, пока давал реальные факты.

Но пришло время, когда запасы Голицына истощились. Он заменил факты вымышленными теориями и предположениями. В соответствии с его теориями конфликты между Советским Союзом и Китаем не настоящие; это мистификации, дезинформационная афера. Доверчивый Иглтон свято верил в эту теорию до конца своей карьеры. Голицын также утверждал, что следующий советский перебежчик, который прибудет в США, – это контролируемый КГБ агент, у которого есть задание пробраться в ЦРУ и содействовать другим шпионам.

Следующим достойным внимания перебежчиком оказался Юрий Носенко, прибывший в 1964 году. После того как Иглтон и его помощники якобы обнаружили серьезные противоречия и фальсификации в показаниях Носенко о себе, ЦРУ упрятало его за решетку и пыталось вырвать признание физическим давлением. Но он так и не признался. ФБР, обладавшее несколько иной информацией, всегда считало Носенко добросовестным агентом. В конечном счете с этим пришлось согласиться и ЦРУ, и всем прочим западным разведкам, которые его допрашивали. Но Иглтон все равно остался при своем мнении.

ФБР завербовало офицера КГБ под псевдонимом «Федора», служившего советским дипломатом в ООН. По запросу ФБР Федора подтвердил кое-что из показаний Носенко ЦРУ и сказал, что тот был подлинным эмигрантом. В глазах Иглтона он тем самым признался в своей роли двойника и участии в коварном плане по внедрению других двойных агентов в ЦРУ. Вслед за этим Иглтон развернул упорную кампанию, пытаясь убедить ФБР, что Федору подставили Советы.

Федора информировал ФБР, что КГБ сотрудничает с американской коммунистической партией и снабжает ее деньгами. Несколько раз он уведомлял ФБР, что готовится очередная встреча, и убеждал проследить за ним и выявить контакты. Склонные к точке зрения Иглтона фэбээровцы впоследствии доказывали, будто сам факт передачи информации, имеющей отношение к «Соло», указывал, что операция «засвечена».

Основываясь на утверждениях Пономарева, высказанных наедине с Моррисом, в сентябре 1973 года ФБР сообщило ЦРУ (не раскрывая при этом источников информации), что Советский Союз собирается официально признать Израиль на дипломатическом уровне. Чуть погодя, 6 октября, Египет напал на Израиль. Иглтон обвинил ФБР в распространении дезинформации, приведшей к ослаблению бдительности Израиля в условиях военной угрозы.

В конце концов даже те в ФБР, кто отвергал тезис Иглтона – а таких было большинство, – признали, что «Соло» длится уже слишком долго и повторная оценка не помешает.

* * *

Хотя Бойла и Лэнтри тоже учили быть скептиками, закваску профессионального скептицизма они основывали на здравом смысле, логике и уважении к доказуемым фактам, и оба головой поручились бы за честность и преданность Морриса и Джека. Бойл говорил Лэнтри, что даже если Моррис в сговоре с Союзом, а не с ними, этот многоопытный заговорщик в Соединенных Штатах не скажет и не сделает ничего, что могло бы навлечь подозрения, потому что может общаться с Москвой практически в любое время. Поэтому прослушивание телефона бесполезно. Лэнтри, в свою очередь, указал, что, сговорись Джек с Советами, он с радостью бы принял приглашение в Москву, а не крутился здесь, как делает с 1967 года. Тем не менее, будучи профессионалами, Бойл и Лэнтри не могли возражать против слежки за Джеком и Моррисом. Шпионаж – отнюдь не развлечение, и им пришлось взяться за новую нелегкую обязанность – помогать шпионить за друзьями.