В феврале 1976 года Моррис должен лететь в Москву как секретный делегат XXV съезда партии. Отказ посетить этот священный ритуал вызовет вопросы, а там и подозрения. Как и отказ Евы его сопровождать. Ее там тоже ждали, жены советских вождей уже предвкушали ее подарки, ее общество и приглашения на великолепные банкеты. Но теперь Моррис не был уверен, решатся ли они поехать.
– Нужно трезво рассудить и все обдумать. В свете всего происходящего в Вашингтоне лучше подумать заранее. Если я и смогу поехать, придется приложить нечеловеческие усилия, чтобы там ничего не случилось.
В ходе дискуссии Бойл почти ничего не говорил. Руководство с ним не советовалось и не известило его о раскрытии секретов «Соло» для семерых людей вне ФБР. Он понимал необходимость держать комитет подальше от досье Кинга. Но, как и Моррис с Джеком, он чувствовал, что его предали. Как бы ни было неизбежно случившееся, Бюро нарушило слово и резко увеличило выпадающий на их долю риск. Бойл знал, что члены Конгресса, с которыми говорил Уоннол, вполне могут оказаться благоразумными патриотами. Но он был согласен с Моррисом, который заявил:
– Думаю, что некоторые из этих комитетов нанимают людей, которые в нормальное время не прошли бы проверку на благонадежность даже в праве пользоваться правительственным писсуаром.
Так что же они могли сказать? В конечном счете, Моррис и сам мог решить, продолжать или нет.
Моррис, конечно, мог сказать Еве, что путешествие в Москву стало сейчас намного опаснее, и спросить, хочет ли она ехать. Бойл уже слышал ее ответ:
– Это всегда было опасно, так что какая разница? Опасность? Если ты думаешь, что лучше ехать, едем. Другими словами, я твоя жена. Я последую за тобой в ад и обратно, если мы выберемся. Если нет – что же, у любой истории бывает конец, а наша была довольно недурна. Тебе решать.
Часть 16 Ехать или не ехать?
Падал мокрый снег. Бойл шел по улицам мимо сверкающих витрин магазинов, прокладывая путь в толпе людей, спешивших сделать покупки к Рождеству. То и дело ему попадались одетые в униформу музыканты – трубачи и волынщики из Армии спасения. Точно так же они стояли на своих местах и в 30-е годы, когда Моррис пытался у них учиться. Они оглушительно дудели мелодии рождественских песен, возмещая недостаток мастерства темпераментом исполнения. Этот шум перекрывал грохот огромного барабана, в который била щуплая дама лет шестидесяти. Бойл подумал о Моррисе 30-х годов и опустил несколько долларов в ящичек для денег.
Через десять минут после того как Бойл вошел в офис, следивший за ним молодой агент позвонил и доложил, что хвоста не обнаружено. Бойлу нравился этот парень, он вообще благоволил ко всем агентам ФБР, воевавшим прежде в Корее и Вьетнаме. Не надо быть профессором в области управления персоналом, чтобы понять, что опасности и лишения в прошлом готовят людей к опасностям и лишениям в будущем. Время было позднее, приближалось Рождество, и Бойл велел агенту идти домой, к своей семье, а не слоняться вокруг, провожая его во все офисы ФБР.
Ева с Моррисом принесли подарки для детей Бойла, которые Ева сама выбрала и упаковала. Все собрались в потайной комнате. Моррис, как обычно, уселся в высокое кожаное кресло возле большого письменного стола – кресло, предназначенное для председателя, капитана, босса. Во время одной конференции в Нью-Йорке Моррис заметил, что у каждого есть свое «маленькое тщеславие», и всем стало ясно, что он потакал своему «маленькому тщеславию», занимая это кресло – своеобразный символ власти.
Спустя годы, предаваясь на девятом десятке лет воспоминаниям, Ева предложила свою версию того, почему Моррис так странно вел себя в потайной комнате.
– Мне кажется, там он чувствовал себя более раскованно, чем где-нибудь еще. Нужно понять, что в Чикаго мы всегда были настороже, как и в Москве. Дойти до офиса – не то же самое, что пойти на рынок или еще куда-нибудь. ФБР следило за нами, чтобы узнать, не следит ли за нами кто-то еще. Моррис говорил мне, что они сопровождали даже Уолта, когда он приходил на встречу с нами. Уолт и Моррис заставляли охранников, уборщиц и рабочих думать, что мы – пенсионеры-профессора и консультанты. Мы дарили им подарки на Рождество, любезничали с ними, и они были на нашей стороне. Ребята из ФБР проверяли офис на предмет «жучков», чтобы нас не подслушали. А Уолт всегда носил с собой пистолет, даже в самолете, с ним шутки были плохи. Если мы хотели пообедать или поужинать, то просто заказывали какой-нибудь деликатес, и нам его тут же приносили. Так что мы были самими собой и могли без страха говорить все, что вздумается. Дома у Морриса был кабинет, а на его «липовой» работе – офис, но настоящим своим офисом он считал потайную комнату.
В тот день, ранним вечером накануне Рождества 1975 года, Моррис дал оценку операции «Соло». Время и здравый смысл приглушили чувство негодования и страха, которое преследовало его в Нью-Йорке, и он мог спокойно предаваться размышлениям, за чем его частенько заставал Бойл.