Ни внутри кабины, ни снаружи никого не было, и вообще, мир был удручающе пуст и тих. Пока я обыскивал машину, Лэн терпеливо стоял рядом. Он не задавал мне вопросов, он молча ждал. Панель управления была вскрыта, осквернена опытной рукой – как я и ожидал. Заднее сиденье было заляпано чем-то очень похожим на кровь; я потрогал эту гадость пальцем – в самом деле кровь. Пластик отказывался ее впитывать, и кровавые кляксы еще не успели застыть. Багажное отделение было пустым, и только на коврике под ногами водителя я обнаружил использованную спичечную упаковку. Вероятно, здесь курили. Не те ли, кому понадобилось устроить засаду ничего не подозревающему прохожему? Оторвали последнюю спичку и бездумно выпустили мусор из пальцев, а потом, когда пришло время уносить ноги, забыли про такую мелочь… На спичечной упаковке имелась красивая реклама. Солнце освещало золотыми лучами надпись, выложенную из огромных камней: «Семь пещер». Другая надпись, набранная обычным шрифтом, гласила: «Как вернуть Прошлое? Прийти к нам!» Я показал упаковку Лэну:
– Знаешь, что это такое?
– Семь пещер, – прочитал он. – Фирма, торгующая антиквариатом. Довольно крупная.
– Это далеко?
– На площади Красной Звезды, – ответил он напряженным голосом.
– А не прогуляться ли нам туда? – предложил я.
– Идемте.
Опять он ни о чем меня не спросил. Похоже, на парня можно было положиться. Вот так дети и вырастают в героев, подумал я растроганно, а мы все про учебу с ними, а мы все копим советы, как им надо жить, и готовим для них будущее, которое они делают себе сами…
Глава десятая
Единственное, что может развлечь двух героев, шагающих по спящему городу, это разговоры о том о сем.
Как писатель может не верить в Бога, риторически вопрошал молодой человек, словно сговорившись с давешней ведьмочкой. Когда один творец отказывает другому в существовании – это нечестно и даже глупо. Нонсенс. Зачем тогда вообще писать? Но самое странное, что те же люди, которые на словах НЕ верят в Бога, отчего-то пытаются найти Ему заменителя! Раз за разом они вводят в свои книги что-нибудь сверхчеловеческое, соревнуясь друг с другом в изобретательности. Литературным примерам несть числа. С какой целью это делается? («Может, писатели понимают, что вульгарный атеизм давно не в моде? – предположил я, перебирая в памяти написанные собой страницы. – Конъюнктуру общественных заблуждений, дружок, настоящий творец должен чувствовать спинным мозгом».) Конъюнктура? Ха-ха. Этак мы и законченных дьяволопоклонников причислим к лику конъюнктурщиков! Тех, которые создают Евангелие от Сатаны, кокетливо назвав своего хозяина каким-нибудь мудреным именем вроде Воланда, чтобы нормальную публику не отпугнуть… («Булгакова не тронь, – осадил я дерзкого юнца. – Не нам судить о его вере».) А кому судить, вдруг рассердился Лэн. Вы знаете, что, к примеру, та чудесная мазь, с помощью которой нравственно чистая Маргарита научилась летать, изготавливалась из костей некрещеных младенцев? Булгаков не мог этого не знать, он же всерьез изучал демонологию! Самое возмутительное, что все ваши эстетствующие интеллектуалы, расплодившиеся в великой России и гордо называющие себя интеллигенцией, до сих пор изучают жизнь Иисуса не по святым писаниям, а по Булгакову. И это несмотря на столь сильный запах серы, который источает его роман… («Враг рода человеческого хохочет над твоими нелепыми обвинениями, дружок, вместе со мной…») Священных коров вы резать боитесь, засмеялся в ответ юный наглец. Тогда вернемся к теме. Почему писатели, старательно поддерживающие репутацию материалистов, всё лепят и лепят идолов, вознося их над придуманными мирами? Разгадка проста. Вовсе не неверие будоражит их души, а другое чувство – ненависть…
Как же нужно ненавидеть Его, чтобы выдавать свою ненависть за неверие!