Агент ливийского полковника

Арчер представил себе ливийского террориста. Тот тщательно подбирает компоненты для изготовления бомбы и ни на шаг не отходит от списка, дабы никто не усомнился именно в ливийском следе. Например, в поисках «Касио» он обходит лондонских старьевщиков и так далее. Можно подумать, что ар-Рахман, задумавший «серию терактов в крупных городах» Альбиона (пусть он планирует пять), привез с собой пять термосов емкостью 1,8 литра, пять одинаковых детонаторов, пять часов «Касио», моток проводов – чтобы хватило на пять самодельных взрывных устройств, пять порций семтекса... Глупость. Но кто-то пытается эту глупость протолкнуть. Только подставляя человека под определенную ситуацию, так и действуют: подбирают аналоги и прочие похожести. Одна неточность (иной контейнер или марка часов), и зародятся сомнения. Другого пути подставы нет. Иначе придется объясняться. Только профессионал или специалист в области логики заметит интригу – то есть скрытые действия (обычно неблаговидные) для достижения цели. Спецслужбы знают, как вести борьбу с такими людьми.

Еще Арчера насторожила смерть официанта Йена Файфа и его сестры Глории. Удивляла оперативность и вездесущность ливийского террориста. Но опять же пресса не переставала представлять его как человека, через которого руководство Ливии осуществляло связь с террористическими организациями за рубежом. СМИ смаковали подробности, подброшенные легкой рукой Натана Паттерсона: ар-Рахман для совершения терактов может использовать случайные связи (и тому было подтверждение: Мари Блант, с которой он познакомился в ресторане), может совершить теракт самостоятельно (что, по сути, уже не нуждалось в подтверждении); а дальше он может перейти на другую тактику: удары совершат боевики террористических группировок, с которыми у него были налажены связи. И ничего не значат факты отступничества двух, по крайней мере, группировок, лидеры которых отказались от сотрудничества с ливийским террористом.

«Но что же знает Паттерсон, чего не знаю я?»

Знать бы...

И Билл Арчер едва подавил тяжелый вздох.

* * *

Локерби

О Патрике Херринге его немногочисленные недоброжелатели говорили: он вошел в клан Макгрегоров и стал частью древней фамилии. Сам же Патрик считал по-другому: это Макгрегоры потеряли часть себя, отдав за него свою дочь. И ничего не значит, что Патрик жил в доме Макгрегоров, занимая с женой флигель, почти не уступающий ни в чем главному дому.

Был отдельной и целой личностью, а стал частью. Какая-то детская обида поселилась в нем. Детская еще и потому, что он на восемь лет был младше своей жены, а сам глава семейства провозгласил Патрика своим младшим сыном.

Восемьдесят миллионов долларов. Огромная сумма скопилась на счету Стивена Макгрегора. А он не хочет замечать очевидного: «зеленый» режим Каддафи, невиновность которого в двух, по крайней мере, терактах он отстаивал долгие годы, вскоре падет, и счет в банке на имя Макгрегора закроют. Во всяком случае, велика опасность пересмотра позиций относительно инициативной группы Макгрегора. Поскольку весь мир широко открытыми глазами смотрит, как увеличивается число жертв мирных ливийцев; счет идет уже на тысячи (а число беженцев неумолимо подбирается к миллиону), и он многократно перекрыл число жертв двух терактов, организаторами и исполнителями которых выступили спецслужбы Ливии.

80 миллионов долларов. Отдельные именитые спортсмены за свою спортивную карьеру столько не зарабатывают, а для большинства из них это и страховка, и начальный капитал для своего бизнеса или покупка пакета акций прибыльного предприятия, и еще сотни вариантов.

А Стивен Макгрегор живет на пенсию, кормится со своего огорода; в двух-трех пабах Локерби можно отведать его вина – из бутылки без этикетки. Пьют это вино мало, поскольку виноград в Шотландии отвратного качества.

Патрику Херрингу кусок в горло не лез. Он старался не смотреть на ар-Рахмана; боясь выдать себя, он бросал непродолжительные, но частые взгляды на гостью – что не осталось не замеченным для Лоры Херринг. Она под столом наступила мужу на ногу. Патрик повернул к ней голову: «Что?» Лора выразительно поиграла бровями: «Ничего».

Он снова глянул на Руби, подцепил на вилку кусочек сочной баранины, бросил в рот, разжевал, запил тяжелым и маслянистым, как нектар, вином, ощутил контраст: отличное свое мясо и противное, и тоже свое, пойло. Остальные члены семьи этого не замечали. Они о чем-то переговаривались. Даже перебрасывались шутками, вовлекая в эту застольную игру и гостью. И она легко, как показалось Патрику, приняла ее. И вот что удивительно: Патрик, которого, как из пулемета, обстреливали словами, не смог воспроизвести ни одной связной фразы. Он как будто спал при включенном телевизоре.