Агент. Моя жизнь в трех разведках

Я готовился к тому, чтобы как можно точнее и подробнее проинструктировать брата Хельги. Ему следовало отдать мое письмо непосредственно начальнику Федеральной пограничной охраны (БГШ) в Кобурге, прибавив просьбу о непосредственной передаче в Федеральную разведывательную службу. После обучения в ГУР мы знали, что у Федеральной пограничной охраны действительно были хорошие отношения с БНД. Я тогда сначала записал мой текст для себя и зашифровал его, превращая буквы в цифры. Я использовал для этого один из последних номеров журнала «Шпигель». О номере журнала и соответствующей странице в нем брат Хельги должен был сообщить служащему БГШ устно. Это уже обеспечивало определенную безопасность. Сами числа, каждое из которых соответствовало букве из текста на указанной странице «Шпигеля», я написал на шелковой бумаге, чтобы сделать письмо как можно более тонким. Затем я изъял из фонда западных портмоне, которые использовались моими агентами из ГДР во время операций в Федеративной республике, одно подходящее, отделил подкладку, засунул письмо под нее, и снова закрыл подкладкой. Снаружи письмо в этом тайнике никак нельзя было прощупать, и оно даже не шелестело подозрительно, если потереть подкладкой по наружной части.

Под предлогом вымышленной новой попытки контакта с «Хаузером», я отправился в Оберхоф. Брат с его новой женой уже были там, и Хельга представила меня им. Пока женщины готовили обед, у меня был случай поговорить с братом один на один. Он заверил меня в своей принципиальной готовности помочь нам, но выразил некоторые сомнения и показал определенную нерешительность. Он считал, что не рожден для таких действий и вряд ли у него получится. Однако, в конце концов, он заявил о своей готовности выполнить это особенное желание его сестры, даже если ему придется кое в чем переступить через себя. Я передал ему подготовленное портмоне и попросил его положить в него свои собственные документы. Я проинструктировал его, чтобы он после перехода границы вынул свои документы из портмоне и передал его, якобы пустое, начальнику Федеральной пограничной охраны с просьбой о немедленной передаче в БНД. Для этого он должен был назвать номер «Шпигеля» и страницу с кодом. И то, и другое легко было запомнить.

В поездке домой я снова проанализировал, не упустил ли я чего‑нибудь, и где еще могли подстерегать возможные опасности. Брату можно было доверять. Исключено, чтобы он мог быть осведомителем МГБ. Но он относительно часто въезжал в ГДР в гости к сестре. Это могло привлечь к нему внимание контрразведки ГДР, заподозрившей в нем курьера западной разведки. Уже несколько ненормальное поведение могло привести к допросу. Если тогда на границе прибавится еще и нервозность, его могут вытащить и обыскать. Но на этот случай я кое‑что предусмотрел. В портмоне в боковом кармашке лежали две порнографические фотографии, о которых он — и, прежде всего, его жена — не имели никакого понятия. При обыске, если их найдут, они объяснят и его нервозность. У офицеров ГДР будет кое‑что, что они у него заберут и чему смогут порадоваться сами, после чего, по моим соображениям, ему снова разрешат войти в поезд и ехать дальше. То, что органы власти ГДР, сверх того, стали бы разрезать портмоне гражданина ФРГ, было почти невероятно, так как это нарушило бы соглашения о местном приграничном сообщении и предполагалось бы исключительно в случае серьезного подозрения или официального ареста.

Вернувшись в Берлин, я сразу позвонил Хельге. Она смогла успокоить меня. Брат уже позвонил и сообщил, как и договаривались, что благополучно приехал домой. Мне сразу стало легче, и теперь я мог только расслабленно ждать, как отреагирует другая сторона. В последующее время я решил чуть больше уделить внимание своей семье, так как определенное чувство вины уже мучило меня. Кроме того, я хотел, чтобы внешне все выглядело хорошо и стабильно.

В конце мая я в следующий раз встретился с Хельгой в Карл — Маркс — Штадте. Мы договорились больше не обсуждать ничего, совсем ничего, что имело бы отношение к нашей операции, по телефону. Во время встречи она сообщила мне: — Послушай, мой брат позвонил и упомянул, между прочим, что друг Гюнтер из Мюнхена был у него в гостях. Вот и всё. Контакт, очевидно, состоялся, но все же что должно было это значить, я не знал. Ожидание продолжалось. До середины июля ничего не произошло. Я, как и было запланировано, во время отпуска поехал с семьей к родителям жены в Венгрию. Оттуда я каждые два дня звонил — имитируя необходимость служебных контактов с министерством — из телефонной будки Хельге. Примерно через неделю я услышал оговоренный пароль: она пожаловалась на ужасную мигрень. Я привел в свое оправдание безотлагательные проблемы на службе, оставил семью на остаток отпуска в Венгрии и улетел в Берлин.