Агент полковника Артамонова

Оказалось, что они оба воевали в Севастополе, притом оба на восточном участке. Константин выдал себя за артиллериста, служившего под командой Тахир-бея. С Тахир-беем он чуть не дружил. О его подвигах он рассказывал с восторгом.

Подвиги, конечно, участник защиты Севастополя придумывал, а вот то, что с офицером был хорошо знаком, это была правда. Именно Тахир-бея он заманил в землянку с пакетом сухарей для голодных русских женщин. За сухари голодные женщины якобы готовы были пригласить турецкого офицера к себе в постель.

Старик вспомнил: да, был такой офицер, но его русские выкрали.

— Жаль, хороший был командир. Может, он жив?

— Может. Русские передали пленных.

— А где они сейчас?

— Разбрелись по стране. Каждый занимается своим делом. Я тоже хочу заниматься своим делом, — признался посетитель в болгарских опанках.

— А что вы умеете?

— Умею варить рахат-лукум. По своим рецептам готовлю чай.

— А кофейные зерна жарить умеете?

— Конечно! На службе я варил офицерам кофе.

— К нам офицеры заходят. Приводят европейских женщин. Откуда их столько набралось?

— Может, это жены английских офицеров?

— Вполне возможно. Европейские женщины никого не боятся. Даже Аллаха! — Старик перешел на шепот. — Их наши офицеры привозят ночью и ночью увозят. За молчание мне платят.

— Такую кофейню я купил бы, — сказал Фаврикодоров.

— А деньги у вас есть?

— Есть, но мало. Думаю, родственники помогут. Если подождете, заработаю.

— Мне нужен помощник. Из мужчин я один остался. Два моих сына сложили головы на Кавказе. Слава Аллаху, подрастает внучонок. Но он встанет на мое место лет через десять, не раньше. Мал больно.

— Что ж, тогда я у вас поработаю помощником, — согласился Константин. — А там и в цене сойдемся.

— Верно, служивый. Аллах милостив и щедр, — подтвердил старик. — Звать-то вас как?

— Нури. Вот мое свидетельство, — и Константин показал бумагу на имя Фуада Нури. Свидетельство ему выдали в Систово.

— Спрячь. Все равно я плохо вижу, — признался хозяин кофейни. — Полиция может проверить, а может — и нет. Да и какое им дело до моих работников?

Константина устраивало, если б никто ему в бумагу не заглядывал. Свидетельство куплено. Деньги у него были за проданных лошадей. Но для покупки кофейни денег не хватило бы. Была возможность заработать, подавая посетителям рахат-лукум с индийским чем. Но нужную сумму собрал бы нескоро. Впрочем, с покупкой он не торопился. Ему нужно было увидеть сына.

Фаврикодоров остался у хозяина. Старика звали Шакир-большой, хотя был он на целую голову ниже своего помощника. Двое бывших военных из противоположных лагерей быстро сработались.

Помощник хозяина приглянулся ночным посетителям. Они его называли гарсоном, он немного говорил по-французски, но не показывал, что владеет и болгарским. Уже неделю спустя он знал некоторых офицеров учебного подразделения. Осторожно заводил разговор о племяннике, который якобы где-то здесь служит, может, даже в гвардии.

Разыскать так называемого племянника взялся, к удивлению, не турецкий офицер, а лейтенант-англичанин, поступивший на службу в османскую армию.

— Как звать его? — спросил англичанин.

Константин назвал, кто он и откуда. Пообещал озолотить его пятифунтовой ассигнацией, если тот узнает, в каком подразделении служит племянник.

Англичанин оказался человеком дела. Уже на следующую неделю в шинели нараспашку он ворвался в кофейню, радостно позвал:

— Нури, с тебя пять фунтов!

— А где же мой племянник?

— Тогда с тебя еще пять фунтов. Итого — десять.

Фаврикодоров торговаться не стал.

— Показывай племянника.

— Завтра, — пообещал лейтенант, — я буду гнать курсантов на полигон. До возвращения с полигона оставлю твоего племянника у тебя.

— Хорошо, — ответил Нури. — Завтра вы получите свои десять фунтов.

— О-кей.

Утром, когда в кофейне еще не было посетителей (только что кончился утренний намаз), лейтенант-англичанин, как всегда, с веселыми глазами, ввел высокого плечистого гвардейца. Он был в темно-коричневой шинели, в мерлушковой шапке с красным верхом, на ногах коричневые, из бычьей кожи, ботинки, какие уже носили в английской армии, подпоясан широким ремнем с медной бляхой, на бляхе вытеснен полумесяц.

Лейтенант взглянул на своего знакомца Нури, перевел взгляд на молодого гвардейца, весело улыбнулся:

— О, вы действительно родня! Как смахивает на тебя этот телеграфный столб! И глаза такие же черные, как египетская ночь.

Англичанин был прав. Нури и гвардеец были разительно похожи друг на друга не только глазами — оба смуглые, оба с одинаковым разлетом бровей, оба горбоносые. Но один из них уже был седой, а второго седина еще не коснулась.

— Я спешу, — сказал лейтенант.

Незаметно для гвардейца Константин сунул в руку англичанину десятифунтовую ассигнацию. Отец и сын остались одни.

— Кофе будешь? — спросил по-болгарски Фаврикодоров, рукой показал на столик. — Я сейчас приготовлю.

Гвардеец стоял, не понимая, что от него хочет этот высокий седеющий мужчина. Понял, что он приглашает сесть.

Гвардеец сел. Константин принес в глиняной чашке ароматный кофе и на медном подносе рахат-лукум.