Агент полковника Артамонова

— Мы туда заманим русских, — признался капитан. — Они там застрянут до зимы, а зимой — какая война? Русские вернутся в Россию. Не первый раз.

Унтер-офицеру русской армии Константину Фаврикодорову пришлось расстаться с золотыми часами, но взамен клятвенно («Клянусь Аллахом») получить заверение, что капитан готов при первой же возможности делиться секретами с русским лазутчиком.

С помощью Николы и его старшего сына Александра удалось уточнить некоторые цифры, в частности о количестве пороха, привезенного из Салоник, о числе арабов, ожидаемых для отправки в Рущук, о количестве таборов низама, зейбеков, башибузуков и черкесов в низовьях Дуная.

С этими сведениями нужно было торопиться. Вот-вот начнется переправа.

Константин прикинул: если он будет возвращаться в штаб кружным путем, то есть через Сербию, сведения безнадежно устареют. Не кто иной как его вожатый, полковник Артамонов, не однажды подчеркивал, инструктируя лазутчиков, отправляемых в тыл неприятеля: «Разведсведения — товар скоропортящийся, это вы втолковывайте своим источникам информации, особенно тем, кто работает за деньги».

Тем же, кто работает бескорыстно, в интересах отечества, эти напоминания, может быть, даже ни к чему. Эти агенты часто сами ищут возможность, как добытые сведения быстрее передать по назначению.

Поздним июньским вечером, когда над Рущуком небо разрывали голубые молнии и по сухой дороге ветер гнал тучи пыли, старший сын друга Николы вывел Константина за город. За кладбищенской оградой они простились.

На рассвете Фаврикодоров был уже в Мечне. Дом агента по кличке Агач, (его к работе готовил Савелий Чикутин) Константин нашел довольно скоро по четким приметам: ставни выкрашены в желтый цвет. На всей улице он один такой — дом с желтыми ставнями, на среднем окне одной ставни не хватает.

Услышав пароль и получив отзыв, агент — это был пятнадцатилетний подросток с серьезными недетскими глазами — повел гостя на веранду, где в клетке скучали два голубя, их привезли прошлой ночью с того берега.

— Депеша готова?

— Через полчаса будет, — ответил гость. Депеша была у него в голове.

В Рущуке он не рискнул изложить ее на бумаге: мало ли кто встретится на дороге?

— Вот-вот взойдет солнце, — высказал тревогу юный агент. — У нас, как и в Никополе, на почтарей охотятся черкесы. Стрелки они отменные.

Этого гостю объяснять было не нужно: стрелков-черкесов он видел в Никополе. До сих пор у него болью отдавалось впечатление от подстреленного голубя.

Через полчаса депеша была готова, и в деревянной капсуле, привязанной к белокрылой птице, улетала на левый берег.

Не долетела она до берега, как ее нагнал солнечный луч. Выстрела вдогонку не последовало.

«Теперь можно и в обход», — подумал Константин.

Спустя неделю, обойдя сторожевые посты неприятеля, Константин с неразлучным ящиком за спиной перебрался в Сербию. На берегу Дуная в условленном месте он привязал на вербовый сук белую косынку.

Ночью одноглазый контрабандист перевез знакомого лазутчика в Валахию. Здесь Константин вернул старику ящик с рыболовными принадлежностями, поблагодарил за содействие. Достал было кошелек с деньгами.

— Надеюсь, ящик тебе еще пригодится, — сказал старик. — А рассчитаемся мы после победы.

— Долг платежом красен, говорят русские, — напомнил Константин.

В Калафате его поджидал с подводой Адам Борташевич. Тут же, на берегу, Адам заплатил старому контрабандисту за перевоз. Тот было отказался принять деньги, но солдат заверил, что это приказ русского начальника.

То была сущая правда: за услугу полагалось вознаграждение.

По дороге в Зимницу отдохнувшие лошади, запряженные в армейскую подводу, бежали резво.

— Что такой невеселый? — спросил Адам своего друга. — Дело сделал, вернулся благополучно. Будет благодарность от командира.

Константин помедлил с ответом, признался:

— Был рядом с домом и дома не побывал. Как там мои? Живы ли?

Душа болела за Марьянку. «Я вырву ее из когтей Ганди-Ахмеда», — как заклинание, твердил болгарин.

И сам себя спрашивал: «Но когда?»

Село Царевица. 1877. Июнь

Было уже за полночь. Пароконная подвода с двумя седоками вкатилась в густую тень румынского села Царевицы. Восемь копыт дружно щелкали по булыжной мостовой, поднимая настроение.

— Вот мы и дома! — словно очнувшись, весело произнес Чикутин. — Время позднее. Завтра доложите о прибытии. Николай Дмитриевич здесь, ночует в штабе.

— Разве штаб не в Зимнице?

— Здесь штаб отдела разведки. Место тихое, уютное. Каждый чужой человек на виду.

В Рущуке капитан Джангир намекнул: дескать, турецкие лазутчики уже нащупали штаб русских войск. Он — в Зимнице. Но скоро найдут и штаб русской разведки, откуда посылают лазутчиков на правый берег.

«Хаджи-Вали, берегитесь, — предупредил Джангир. — Наши намереваются схватить вашего главного вожатого. Он под пыткой всю свою балканскую агентуру выдаст».

Константин сделал вид, что это его не удивило, но на всякий случай пообещал: «Если это правда, с меня будет причитаться. Только есть ли у вас смелые захватчики? Да и кто рискнет на такое дело? Тут нужна умная голова».