Агент разведки, или «Бред разнервничавшихся доктринеров»

– С этого дня я – твой должник, Ян. Хотя рабу никто ничего не должен. Но я только временный хозяин. Ты будешь принадлежать великому ахунду Абдул Гафуру, да продлит его дни Аллах. Я уверен, тебе он понравится, Ян. Он умеет очаровывать людей, даже чужестранцев…

К вечеру третьего дня караван втянулся в городок Мингору21. Здесь была расположена одна из резиденций ахунда, где он проводил всё время почти безвылазно. Его дом, расположенный на самой высокой точке города, был неприступной крепостью. Множество воинов охраняли дом «учителя», не давая чужакам даже приблизиться. Хотя сам ахунд был открыт для людей. На его пятничные проповеди в местной мечети собирались множество правоверных, где он с ними обращался запросто, не кичась своим положением. За что небожителя и боготворили, считая чуть ли не новым пророком. Каждое его слово ловили и передавали из уст в уста, каждая его проповедь ложилась бальзамом на сердца верующих, каждому его движению, взмаху руки, походке, манере одеваться подражали последователи.

Абдул Гафур обладал железной волей; хотя и был самоучкой, но, благодаря общению с мудрецами из Индии, постиг бездны премудрости. Он вникнул в тайны арабской и персидской наук – алхимии и астрономии, умел делать заговоренные талисманы и амулеты, которые несли либо жизнь, либо смерть – в зависимости от того, кому предназначались. Вера в магическое влияние этих фетишей распространялась на миллионы приверженцев, которые скорее боялись их, чем поклонялись им.

Его судьба склоняла к признанию правоты восточного учения, утверждавшего, что души, хорошие или плохие, которым не хватило времени для осуществления своих планов на земле, воплощаются вновь. При этом жажда утоления страстей вовлекает их в поток земных привязанностей всё сильнее и сильнее. Соответственно, казалось, что Абдул Гафур был многовековым воплощением самого себя, настолько коварной и одиозной фигурой он являлся. Родившись в семье бедняка, невежественный крестьянский мальчишка сумел избежать пожизненной участи пастушества и устремился к вершинам славы с использованием хитрости, стяжательства и насаждения суеверий. Прежде Абдул Гафур был воином и честолюбивым предводителем фанатиков, потом стал дервишем, затем – всесильным ахундом: благословения и проклятия превратили его в господина эмиров, ханов, халифов и прочих мусульман.

Познакомиться с будущим наставником своего любимого сына он решил незамедлительно.

– Расскажи мне про себя, урус! – сказал ахунд трескучим голосом.

На Яна не мигая смотрела пара серо-зелёных глаз, абсолютно не сочетающихся с внешним обликом их обладателя. Это были глаза юноши – яркие, проницательные, пытливые, завораживающие. А седобородое, испещрённое множеством морщинок лицо и костлявые, тонкие, узловатые пальцы выдавали в нём глубокого старика. Именно разительное отличие более всего потрясло Мицкевича: ясные зеленоватые глаза и сгорбленная тщедушная фигура, дрожащей старческой рукой опирающаяся на шест с серебряным набалдашником. И этот человек управляет всем мусульманским миром?!. Как бы там ни было, но подпоручик Генерального штаба Русской императорской армии достиг своей цели – под видом раба, проданного Бухарским эмиром.

…Накануне отправки Мицкевича из Бухары русские всё-таки вышли на него. Каким образом в охраняемой комнате, где он на тот момент находился, оказался один из его начальников, штабс-капитан Гурьев, прибывший из Санкт-Петербурга, одному богу известно. Пётр Самсонович об этом не стал рассказывать – времени было мало. Ян сам вкратце доложил ему суть дела и приготовился слушать.

– Очень хорошо, что так получилось! – воскликнул Гурьев, поправив на голове чалму и запахнув на груди узбекский халат. – Лучшего и желать не надобно. Наше руководство давно мечтает внедриться в самое подбрюшье Британской Индии. А уж если вы будете при самом Абдул Гафуре!.. В Европе о нём практически ничего неизвестно. Но и там, и у нас в России признают, что он имеет большое влияние на мусульманский мир.

– Какая моя задача, Пётр Самсонович?

– Вам предоставляется карт-бланш. Действуйте на своё усмотрение, вплоть до ликвидации ахунда. Слишком велико его влияние на Музаффара. Нельзя допустить, чтобы эмир соскочил с нашей протекционной орбиты. Сейчас, сами понимаете, не до него – война с турками. Есть мнение, что османы вступили в войну не без одобрения Абдул Гафура, а может, даже по прямой его указке.

Скрипнули петли двери, и за ними послышался громкий шёпот:

– Азиз, сиз учун ват келди!22

– озир келаман!23

– Как видите, мне пора, подпоручик! Вам желаю крепости духа и удачи! При необходимости уходите на Каир. Там найдёте приют по известному вам адресу и новое задание.

– Ясно, господин штабс-капитан!

– И ещё, Мицкевич… – начал Гурьев и достал из-за пазухи многократно сложенную бумагу. – Думаю, это вас поддержит в трудные минуты. Возьмите!

Ян принял из рук Пётра Самсоновича бумагу, подписанное знакомым почерком: «Вашему Благородию подпоручику Мицкевичу Я. Б.». Письмо было от Ольги.

– Благодарю!

– Прощайте!