Агент разведки, или «Бред разнервничавшихся доктринеров»

Мицкевич стащил сапог и, неожиданно изловчившись, кинул его в лицо рядом стоящего нукера, затем подсёк ударом ноги и свалил на пол. Овладев его ножом, развернулся в сторону невольных зрителей, на мгновение опешивших. Но они быстро очухались и стали лихорадочно хвататься за оружие, лежавшее в ножнах. Но Мицкевич был быстр, как разъярённый барс. Два молниеносных движения трофейным ножом – и два нукера, успевшие лишь наполовину вытянуть сабли из ножен, скрючившись, схватились за раненые плечи. И вот уже нож приставлен к горлу Файзрахмана. Тот, побелев, прижался к стене.

– Не убивайте меня, Ян-усто!

– Ах, теперь я усто?! Теперь не урус?! Говори быстро, если жизнь дорога, куда меня привезли и что собирались делать?

– Привезли тебя ко мне, урус, – послышался сзади спокойный и твёрдый мужской голос. – Не оборачивайся и опусти нож, иначе я разнесу твою голову!

Ян ощутил затылком прикосновение холодного металла. «Мультук!» – понял Мицкевич по запаху тлеющего фитиля. Он уронил нож под ноги и тут же получил удар по голове прикладом оружия. Теряя сознание, успел подумать: «Снова отвлёкся, как тогда в бою…»

– А собираемся мы продать тебя в рабство, урус! – закончил ответ мужчина уже потерявшему сознание русскому.

Человек, держащий в руке мультук, был тот самый пожилой чалмоносец. Он повелительно взмахнул рукой, и нукеры бросились раздевать Мицкевича. В два счёта стянули оставшийся сапог, освободили от одежды, сорвали нательный крест, затем стали снова одевать Яна, но теперь уже в другое облачение. Вскоре на полу лежал босой, мало отличимый от остальных восточный человек. Лишь цвет кожи выдавал в нём чужестранца.

Через некоторое время Ян очнулся и обнаружил себя одиноко лежащим посреди большой пустой комнаты с зарешёченными окнами. Опять косо падали солнечные лучи, как тогда в яме, – солнце явно хотело поддержать человека своим теплом. У Мицкевича страшно гудела голова и болели повреждённые рёбра. Он подвигал во рту непослушным языком, пытаясь вызвать слюноотделение, – горло было сухое, словно посыпанное горячим песком.

– Воды! – просипел он. – Э-эй! Кто тут есть? Э-эй…

Его слабый возглас остался без ответа. Силы покинули подпоручика, и он снова впал в забытье. В полусне, в полубреду ему приходили виденья, будто они с Ольгой в Оренбурге едут на санях, запряжённых в тройку белых коней с бубенцами. Девушка смеётся, радостная и счастливая. Говорит ему:

– Спасибо, сударь, что вызволили меня из плена басурман. Папенька доволен, обещал вам сапоги подарить. А то вы всё босиком да босиком… Мёрзнут же ноги!

Опять смеётся во весь голос. И правда, Ян смотрит на свои голые ноги, слегка припорошенные снегом. Сам в тулупе, а ноги без сапог. Они и впрямь мёрзнут. «А где ж я сапоги потерял?!» – думает подпоручик. Хочет полами тулупа прикрыть, но не достает.

– Но-о! Урусы проклятые! – кричит кучер по-узбекски.

«Странно, почему кучер узбек?» – опять удивляется Мицкевич. Кучер машет плёткой, подгоняя лошадей, и попадает по ногам подпоручика обжигающим ударом. Мицкевич вздрагивает от боли и… просыпается. Лежит и, не открывая глаз, прислушивается к ощущениям: всё так же болят голова и рёбра, теперь присоединилась боль в стопах. Новый обжигающий удар по пяткам.

– Просыпайся! Очнись, проклятый урус!

Мицкевич открывает глаза и видит ненавистную бородатую рожу Файзрахмана. Тот сверлит подпоручика расширенными зрачками, склонившись над головой. От него пахнет гашишем и бараниной.

– Воды! – просит Ян, еле ворочая пересохшим языком.

– Сейчас угощу тебя водой, урус! – кривляясь, говорит Файзрахман и замахивается плёткой, чтобы снова ударить. Но хлопок в ладоши, громко прозвучавший в пустой комнате, останавливает замах на полпути.

– Дайте ему воды! – звучит знакомый властный голос.

В дверях тут же появляется нукер с кувшином. Он сам наливает в пиалу воду и подносит к губам Мицкевича. Ян осушает посуду в несколько глотков. Живительная влага разносится по телу, принося облегчение.

– Поставьте его на ноги!

Нукеры рывком поднимают подпоручика с пола. У Яна слегка кружится голова, но он достаточно крепко стоит на ногах.

– Ты можешь идти? – спросил пожилой узбек в чалме.

Мицкевич посмотрел на свои босые ноги, подвигал пальцами и отрицательно покачал головой. Пожилой узбек понятливо хмыкнул. Затем хлопнул в ладоши пару раз, и снова, как по мановению волшебного жезла, из дверей появился человек, неся в руках махси – невысокие кожаные носки, считай сапоги без каблука.

– Надевай!

Человек, принесший обувь, знал своё дело – махси оказались впору, хотя и ношеные.

– По дому можешь ходить в них, – сказал узбек в чалме. – Для улицы подберут туфли-кавуш. Предупреждаю, урус, не пытайся сбежать и не причиняй вреда моим людям! Иначе подрежут твои пятки и затолкают туда конский волос. Надеюсь, ты знаешь, что это такое?!