17 января 1931 года Гивенс получил наводку, что тридцать шесть коммунистов, в том числе пять молодых руководителей Лиги левых писателей, проводят собрание в “Восточном отеле”. В ходе облавы спецподразделение арестовало всю компанию и передало ее в руки Бюро общественной безопасности. Среди задержанных оказался и утонченный поэт Ху Епинь, муж Дин Лин. Новости об арестах немедленно разлетелись по коммунистическому подполью. Лишь спустя многие годы выяснилось, что Особое подразделение, по-видимому, получило наводку от Вана Мина, нового руководителя КПК, считавшего лигу прикрытием “товарищей-диссидентов” и стремившегося от них избавиться. Как часто бывало в истории коммунизма, кровопролитие происходило не по воле каких-то внешних сил, а по причине ожесточенных внутренних дрязг. Дин Лин сходила с ума, но никак не могла выхлопотать освобождение мужа. 7 февраля 1931 года двадцать три арестованных коммуниста, в том числе три женщины, были казнены в штаб-квартире Бюро общественной безопасности в Лунхуа. Ху Епинь, как говорили, был похоронен заживо.
У Урсулы не было времени на то, чтобы оплакивать погибших или беспокоиться, не выдал ли Ху под пытками ее или других членов группы. Спустя пять дней после казней у нее отошли воды и ее срочно доставили в немецкий госпиталь Паулун в Международном сеттлменте. В больницу она поступила, стеная от боли, и акушерка, “типичная нацистка”, погрозив ей пальцем, сделала ей замечание: “Соберись, веди себя как приличная немка”. 12 февраля 1931 года Урсула родила мальчика: она назвала его Михаэлем в честь Майкла Голда, американского марксиста, с которым познакомилась тремя годами ранее в Нью-Йорке.
“Я на седьмом небе от счастья из-за этого ребенка – а потом снова в ужасе, что всецело подчинена ему, – писала она Юргену через несколько дней после родов. – Все мои мысли исключительно о нем, а обо всем остальном – только в связи с ребенком”. Когда Мише, как она его называла, было одиннадцать дней, она снова написала домой, но на этот раз детским делам уделялась лишь половина письма, в остальном же в нем говорилось о новой советской пятилетке и трудах коммунистического лидера Карла Радека. По ночам она читала руководство “Кормление младенца и уход за ним”, а также – “для равновесия” – роман Бориса Пильняка “Волга впадает в Каспийское море”, оду насильственной индустриализации в Советской России. Между политическими делами и семейными нуждами Урсула разрывалась с самого первого дня материнства – и так всю свою жизнь.
Руди с первого же взгляда был очарован сыном. Новоиспеченные родители представили Михаэля друзьям. Агнес проявляла участие, но Урсула замечала “печаль” своей бездетной подруги. “Я пожертвовала своими детьми ради борьбы”, – подчеркивала Агнес. Артур Джимсон, уполномоченный по строительству гражданских сооружений, поздравил их, прислав в подарок удобрения. Чэнь Ханьшэн принес традиционные китайские подарки по случаю рождения и “проявил огромный интерес” к младенцу.
Одним из первых гостей был Рихард Зорге. И снова Урсула столкнулась с мучительным противоречием подпольной работы и материнства: она “смущалась, что погружена в такие частные дела, как забота о новорожденном, и в то же время гордилась маленьким сыном”. Зорге принес цветы: “Я подвела его к колыбели, – писала Урсула. – Он наклонился, осторожно приподнял плед и долго молча смотрел на младенца”. С беспощадно прагматичной точки зрения Зорге, маленький Миша усложнял работу, но мог быть и полезным активом. Он был идеальным прикрытием. Кто заподозрит мать с новорожденным первенцем в шпионаже?
Глава 4. Когда Соня пляшет
1 апреля 1931 года Руди и Урсула Гамбургер переехали в собственный дом, стоявший на усаженном платанами бульваре в самом центре Французской концессии. Снятый у британской компании двухэтажный особняк располагался на авеню Жоффра, 1464, и был отделен от дороги просторным садом.
После девяти месяцев в Шанхае Урсула и Руди были готовы пустить корни. Для растущей семьи квартира Войдтов была уже тесновата. “В жару эти маленькие комнатки под самой крышей были не самым подходящим местом для ребенка”, – рассказывала Урсула матери. Но у нее была еще одна причина для переезда. Зорге, организовывавшему по две-три тайных встречи в неделю, требовалось более надежное место. Марианна Войдт, бывало, совершенно неожиданно возвращалась домой и однажды столкнулась с Зорге прямо на пороге. Постоянные визиты наверняка уже бросались в глаза.