В глубине души Урсула была напугана. Она и раньше сталкивалась с опасностью, но это было несопоставимо с затаенным, всепроникающим ужасом ожидания ложных обвинений в государственной измене. Как шпионка, родившаяся за границей, поддерживавшая связи со многими из тех, кто был ликвидирован, она находилась в смертельной опасности. Исходившая от советского государства угроза была намного больше, чем все опасности, грозившие ей от врагов коммунизма. То, что она была женщиной, ни в коей мере не могло служить ей защитой, потому что для убийцы-Сталина все были равны. Просьба о возвращении в Польшу могла быть расценена как признание вины. Как многие люди, столкнувшиеся с невыразимым ужасом, Урсула предпочла сделать вид, будто ничего не происходит, что ее друзья вернутся, а остальные, должно быть, совершили ошибки. Она отводила взгляд и жила теперь с постоянной оглядкой.
Как ей удалось уцелеть, остается загадкой. Она объясняла это удачей, но дело было не только в ней. Урсула обладала уникальным свойством, побуждавшим окружающих хранить ей верность. В ремесле, основой которого были обман и двуличие, ее ни разу не предали. Жертв чисток вынуждали называть имена других изменников, на Урсулу же не было ни одного доноса. Годы спустя она предположила, что кто-то, вероятно, был ее ангелом-хранителем. Этим “кем-то” был полковник Туманян, грузинский армянин, ветеран революции, подстегнувший карьеру Урсулы в Маньчжурии и Польше. Тумс всегда прикрывал ее тылы и верно хранил ее секреты. Он знал о ее отношениях с Патрой, о неудавшемся браке, трудностях при попытке совместить шпионаж с повседневным бытом. “С таким человеком можно было обсуждать подобные вещи”, и хотя он всегда “сохранял авторитет своего воинского звания”, в его темных глазах читалось участие. Урсула стала относиться к нему как к другу. И пока Туманян был ее командиром, она ощущала себя в безопасности.
Но потом, как и многие другие, Туманян исчез.
Когда Урсулу вызвали в Центр, в кабинете начальника уже не было никаких его личных вещей, а за его столом сидел коренастый мужчина в форме полковника, лысый, с глубоко посаженными глазами, бесстрастно заявивший, что полковник Туманян получил “новое задание”. Куда делся Тумс, она так и не узнала, а выражение лица ее нового начальника подсказывало, что спрашивать об этом было бы крайне неразумно.
Хаджи-Умар Мамсуров, известный как “товарищ Хаджи”, вырос в семье крестьян-мусульман из Северной Осетии и считался одним из самых суровых бойцов в РККА. В годы Гражданской войны в Испании он командовал партизанским отрядом в тылу националистов и своей беспощадностью снискал бессмертную литературную славу: Умар Мамсуров отчасти послужил прототипом Роберта Джордана, главного героя романа Эрнеста Хемингуэя “По ком звонит колокол”.
Умело лавируя в кулуарных интригах, полковник Мамсуров приспособил техники партизанской войны к коварной сталинской бюрократии, дослужившись до заместителя начальника советской военной разведки. Его несгибаемая стойкость вызывала у Урсулы восхищение, но он был начисто лишен чуткости Туманяна. Товарищ Хаджи не прикрывал тылы Урсулы, будучи слишком занят собственной обороной.
Спустя пять месяцев в Москве, за день до своего возвращения в Польшу, Урсула удостоилась аудиенции у нового директора 4-го управления Семена Гендина, заслуженного военного, офицера НКВД, назначенного вместо наместника Берзина. Он высоко оценил ее работу, дал указания о возвращении в Польшу и попросил передать Руди слова благодарности. Несколько месяцев спустя Гендин, как и его предшественники, был расстрелян.
Чистки в конце концов сойдут на нет, оставив неизгладимый, кровоточащий шрам в сознании советского народа. Лояльность Урсулы была непоколебима, но теперь к ней примешивался страх. В душе поселился червь сомнения. Отныне она не знала, чем обернется новый вызов в Москву – медалью или пулей.
Вернувшись в Польшу и встретившись с детьми, Урсула была счастлива вновь хотя бы ненадолго окунуться в домашнюю жизнь. Ее письма родным были полны подробностей о воспитании детей, о походах к парикмахеру, о привязанности Олло к Нине и ее перебранках с Мишей, о попытках продления вида на жительство. Вместе с Руди они выполняли родительские и шпионские обязанности, но этим все и ограничивалось. Они переехали в новый дом в Закопане, курортном городке у подножия Татр.
Михаэль будет вспоминать это время с горькой ностальгией, пронизывающей вереницу детских впечатлений: как он учился свистеть, карабкался по деревьям, строил с отцом домики из картона с целлофановыми окнами. Он вспоминал мать: “Теплые карие глаза, слегка спутанные черные волосы, смеющийся рот, крупный нос”. Моменты, запомнившиеся семилетнему Михаэлю как “райская идиллия”, на самом деле были тлеющими искрами брака.
Раз в две недели Урсула устанавливала радиосвязь с Москвой, принимая сообщения и передавая сведения от болгарского флориста и резидента Стояна Владова. В Москве ее научили взрывать мосты и давать указания агентам внедрения, в Польше же она выполняла функции подпольного почтальона.