Агент сыскной полиции

— Сама река под гору уходит, вон там, — рука Вавилова сместилась влево. — В детстве дед меня сюда бывало привезет и спрашивает: «Ну что, хочешь послушать, как черти в аду возятся и грешники дурниной орут?» Я — ухо к земле, а там и вправду шум, вой, грохот… Вода под скалой дорогу бьет и выходит наружу аж через десять верст. Мужики пробовали здесь бревна корявые сбрасывать, так они потом выплывали или размочаленные вдрызг, или ошкуренные добела… Во какая силища! Говорят, что Провал потому и не наполняется до краев, что дна у него вовсе нет… — Иван посмотрел вниз и тяжело вздохнул. — Видишь полоску гальки вдоль воды? Если Прохор спустится туда, то сможет уйти в пещеры, оттуда его никакими дымовухами не выкуришь. Старики говорят, одна аж до самого Каштулака тянется. Хотя, может, и врут, кто их знает? Охотники, знать, по неделе в некоторых бродили, да и мы в прошлом году два трупа в них нашли. Один господь ведает, чьи? То ли беглые какие заплутали, то ли пастухи… — Вавилов вновь перекрестился. — Непременно надо Прохора до водопада остановить. Смотри, — он неожиданно расхохотался и показал на столпившихся на краю обрыва жандармов, — вниз лезть дураков нет, а нас с тобой об этом никто и не спрашивает.

Ухватившись за выступающие над землей корни низкорослого кедра, Вавилов опустился на камни и заглянул под скальный карниз, нависший над обрывом.

И, хлопнув себя по бокам, с несомненном восторгом выкрикнул:

— Ох и упрямый подлец! Ползет ведь!

Алексей лег рядом и тоже увидел Прохора. Тот почти висел над пропастью, цепляясь за ветви и корни растущих на откосе ив и ольховника. И не просто висел, а продолжал медленно и осторожно спускаться, скорее, скользить на животе вниз.

— Давай быстрее! Уйдет, стервец! — приказал Вавилов. И они помчались по кромке обрыва к тому месту, где он существенно понижался. Несколько агентов охранного отделения во главе с Ольховским пытались преодолеть скользкий участок. Они почти лежали на спине, упираясь пятками в глинистую, вперемешку с камнями почву, но в отличие от Прохора, едва лишь закрепились на поверхности, не спустившись вниз ни на йоту.

— Ну, чудилы! — не преминул вспомнить Вавилов любимое слово уголовного сыска. — Так им до утра придется кувыркаться.

Он опять нырнул в камни. Алексей, недолго думая, рванул следом…

И уже через четверть часа, благодаря лишь отчаянному везению и умению Ивана выбирать безопасный путь сквозь адскую смесь грязи, камней и валежника, они стояли в полуверсте от того места, где ревущий поток срывался в пропасть. От навесного моста остались всего лишь две толстых ржавых цепи, перекинутые с одного берега на другой. Нижнюю почти полностью заливало волной. Вторая висела выше, но ее тоже немилосердно трепало водой, и только в крайней степени безумства можно было допустить, что кто-то решится перейти по ним реку.

За считанные секунды водяная пыль, висевшая в воздухе, пропитала насквозь их одежду, и уже через минуту зубы принялись выстукивать дробь, соразмерную лишь с боем армейских барабанов.

Но зато они перекрыли дорогу Прохору. Теперь, чтобы спастись, он должен или ступить на мокрые и скользкие цепи, или признать свое поражение и сдаться в руки агентов уголовного сыска…

Со стороны остальных преследователей попытки спуститься вниз прекратились. Видно, решили не рисковать. И это, несомненно, понравилось Вавилову.

Когда наваливаются толпой, всегда есть риск оказаться подстреленным своим же братом полицейским.

Сверху посыпались камни, куски земли и прошлогодняя листва.

— Идет! — одними губами прошептал Иван и показал глазами на щель между камнями, в которую Алексею следовало скользнуть и броситься сзади на Прохора. Вавилову предстояло обойти его справа и выйти неожиданно навстречу с револьвером на изготовку…

Но Прохору, видно, и вправду помогал не кто иной, как сам звериный бог. За секунду до прыжка Алексея он с отчаянным криком бросился вперед, сшиб с ног Вавилова и кубарем покатился к берегу. Едва поднявшись на четвереньки, цепляясь за мокрые камни, Прохор с трудом подобрался к каменному столбу, за который были захлестнуты цепи. На коленях перелез на нижнюю цепь, ухватился за верхнюю и пополз над потоком, который заливал его с головой, но Прохор продолжал ползти — медленно, осторожно, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух.

Вавилов, ругаясь на чем свет стоит, метался по берегу, а Алексей с расстроенным видом наблюдал, как уходит от них Прохор. Он уж совсем было ступил на цепь вслед за беглецом, но Вавилов приказал ему не лихачить и оставаться на месте, опасаясь, что цепи просто-напросто не выдержат двух человек.

Со стороны обрыва послышались громкие крики.

Алексей явственно различил голос Тартищева, но не повернул головы, опасаясь потерять из виду Прохора.

Через некоторое время Федор Михайлович в грязном мундире с оторванным рукавом, без фуражки, возник рядом с ними и спросил, слегка задыхаясь:

— Уходит, мерзавец?

— Уходит, — понурился Вавилов, а Алексей промолчал. Ему казалось, что Прохор оттого только и держится, что он не сводит с него взгляда.