Дрон как будто лишь слегка провел рукой по правому плечу стрелка, но тот отлетел в сторону, а винтовка приземлилась в метре от его пальцев. Дрон круто развернулся (края тента заколыхались от его движения), выбросил вперед непомерно удлинившуюся руку, схватил винтовку манипуляторами и тут же стремительно пошел вверх.
– Спасибо, – сказала Тлен, – но винтовку ты зря прихватил.
– С четырьмя глазами ты была прикольней, – весело заявил Коннер. – Я ж не могу ее теперь бросить, верно? Упадет кому-нибудь на кумпол, зашибет.
В верхней половине дисплея мелькали одинаковые этажи, и Недертон даже опешил, когда дрон поравнялся с отверстием в стеклянной стене. За отверстием, на синем полиэтилене, таком же, из какого была сделана палатка, лежали четыре разноцветных гамака, и толпа незнакомцев ловко отвязывала от них доставленных наверх людей.
В верхней половине дисплея появился ствол невероятно сложной черной винтовки. Крупным планом. Коннер то ли держал ее вертикально за спиной дрона, то ли как-то пристегнул на последних метрах подъема, до того как опуститься на синий полиэтилен. Все рядом с гамаками заткнули уши.
Запульсировали тилацины Льва.
– Да?
– Он исчез, – сказал Лев. – Помещения, где они обедали, больше нет.
– Ничего не понял.
– Оно исчезло. Отец говорит, именно магический элемент произвел наибольшее впечатление. Она дала понять, что от нее так просто не отмахнешься.
– Кто исчез? – спросил Недертон.
– Юневич, – ответил Лев.
– Фамилию же нельзя произносить вслух.
– Уже можно. Отец сказал, ботки мне больше не понадобятся, и велел отправить их в такси на Кенсингтон-Гор, где они у него обычно хранятся. Тогда я и понял.
– Что произошло?
– Юневич обедал в ресторане Щавьева, на Стрэнде. Второй этаж, там еще чучело медведя в вестибюле.
– Не знаю такого, – ответил Недертон.
– Место, куда ходят старые клептархи. С ним были еще трое, все фамилии для меня незнакомые. Участники заговора, думает отец. Обедали в самом маленьком кабинете. Стол на четверых, камин, собрание книг – исключительно Тургенев, разные издания. Внушительная обстановка. Была, вернее.
– Была?
– Кабинет исчез, – сказал Лев. – Ассемблеры. Официант, старик, катил туда по коридору тележку с кофе и десертами. Когда он увидел, что ни двери, ни тем более кабинета нет и по виду никогда не было, с ним приключилась истерика. Другие посетители бросились ему на помощь. Москвичи, первый раз в ресторане, не знали, что там должен быть кабинет, и не поняли, что произошло. А вот охрана сразу поняла.
Техники окружили дрона и отцепляли квадрокоптеры.
– Стена, – сказал Недертон, – на месте двери. Что теперь за ней?
– Чулан для ведер и швабр. У Щавьева гордятся, что буквально все делают по старинке.
– Но раньше там чулана не было?
– Был, – ответил Лев. – За исчезнувшим кабинетом. Теперь чулан гораздо больше, но в остальном такой же, как прежде. Двадцатилетний слой пыли на новых верхних полках, сказали отцу.
– Кто?
– Лица, знающие по должности.
– В полицию сообщили?
– Нет. В таких случаях это не принято. Москвичам, когда те вернулись за стол в главном зале, принесли коньяк за счет заведения, и они очень быстро развеселились.
– У тебя самого голос пободрее, чем в прошлые разы, – заметил Недертон. Это было правдой.
– Доминика позвонила, – ответил Лев.
– Правда?
– Хочет помириться.
– Замечательно! – сказал Недертон, вспомнив, что говорили Лоубир и Рейни. Выходит, ему не придется передавать, что Доминика ищет примирения. – Слушай, у меня тут одно срочное дело. Созвонимся позже?
– Удачи тебе в твоем деле, – весело произнес Лев.
Недертон уже давно не слышал у него такого голоса. Тилацины поблекли.
– Закончил разговаривать? – спросил Коннер. – Не хотел тебя перебивать.
– Да, спасибо.
– Нас тут берут на буксир, – сообщил Коннер.
Кто-то набросил на дрона что-то черное, закрыв вид вперед, назад и вбок. Из темноты вынырнуло квадратное окошко: синий полиэтилен и еще техники.
– Они набросили на AR-пятнадцать плащ с капюшоном, – сказал Коннер, оглядываясь, как догадался Недертон, из камеры на черной трубке.
Появилось то, что Коннер называл трансляцией жопокамеры: синий полиэтилен, очень близко. Это значило, что дрон полностью втянул ноги. Затем их уложили на спину и втащили через прорезь в синем полиэтилене. Камера на щупальце первым делом отыскала Верити (на ней был какой-то длинный серый балахон). Их покатили дальше, в кадре замелькали лица. Довольно много народу.
– Тургенев, – произнес Недертон, думая про рассказ Льва.
– Клептарх? – спросил Коннер.
– Нет, – ответил Недертон. – Писатель, как я понял.
103
Марлен
Кто-то занялся правым запястьем Верити, кто-то – левым. Они синхронно расстегнули ремешки, перешли к талии, затем к щиколоткам. Все в абсолютной тишине, но тут она вспомнила про звукопоглощающие наушники. Над ней наклонился Верджил, тоже в наушниках, но уже без балаклавы. Он помог снять и то и другое. Сразу вернулись звуки.
– Больше – ни за какие деньги, – сказал он. – Но, уверен, многие бы сами за такое заплатили.