Агент вождя

— Значительно отсрочивает и маскирует признаки опьянения, — объяснил Алексей Иванович.

— Зачем тогда пить, если не пьянеть? — искренне удивилась Фигина, для которой и пятьдесят граммов водки были непомерной дозой. — Лучше рюмочку-другую — и в аут. Дешевле будет. И выгодней для семейного бюджета.

— Согласен! — повторил старый трюк с голосом наркома Цанавы Ярослав.

Все засмеялись.

И в это время из кухни, располагавшейся через комнату от зала, в котором проходило пиршество, раздался страшный грохот.

Все трое мгновенно сорвались со своих мест и бросились туда, откуда доносились напугавшие их звуки.

Оказалось, что Павлик обнаружил ананасы, лежащие на столе в обычной сетке, и попытался разрезать один из них не самым острым столовым ножом. Но что-то пошло не так. Плод раскололся на две почти равные части, а сам юродивый рухнул на пол, потянув за собой скатерть с целой горой посуды, которую чуть ли не полдня старательно перемывала бедная Фигина.

К счастью, никаких серьёзных травм при падении Павлик не получил — если не принимать в расчёт несколько неглубоких порезов на руках, которые не стали даже бинтовать — просто замазали зелёнкой.

Звон посуды разбудил и Шурика.

Малыш следом за взрослыми поспешил на выручку своему непутёвому «няню» и был вознаграждён самым большим куском ананаса. Впрочем, остальные тоже достались ему и Павлику…

Выпили по третьей. Закусили горячим.

После этого объявили небольшой перерыв, во время которого Ольга кормила, как она говорила, «детей» (что недалеко от истины, ибо считать взрослым нетрудоспособного инвалида, было бы неправильно), а мужчины болтали о своих делах за щедро сервированным кухонным столом — гарэлку и часть закуски они, естественно, взяли с собой. Куда ж без этого?

Суть всей беседы, в основном вертевшейся вокруг научных и бытовых проблем, полностью пересказывать нет надобности, поэтому попытаюсь сосредоточиться лишь на самых значимых её местах, имеющих прямое отношение к служебной деятельности наших героев.

Итак…

— Первым делом, скажи мне, этот паренёк — сын Фёдора Алексеевича? — спросил Копытцев.

— Да. Павлик. Как ты догадался?

— Цанава доложил. Раньше мы и не подозревали о его существовании… Он всё время жил в Несвиже?

— Да. При костёле Божьего Тела.

— Странная, на мой взгляд, история…

— Я бы не сказал. Обычная.

— Других детей у Фролушкиных не было?

— Нет.

— Прах профессора ты конечно же доставил в Москву?

— Естественно. Он мечтал и после смерти быть рядом с Настасьей Филипповной.

— Первой супругой?

— Да.

— Постой… Она… в шкатулке, которую едва не выбросила Ладогина?

— В том-то и дело.

— Вот это любовь. Вот это верность! Классика!

Плечов наполнил рюмки.

— Светлая им память! Давай, не чокаясь, — обронил он печально.

— Давай…

Помолчали. Потом капитан показал на бутылку:

— Ох и хороша же гадость. На чём её настаивали?

— Секрет фирмы. Честно говоря, и сам не знаю.

— Да уж… В Москве такой не гонят.

— Точно. Скажу тебе больше: когда наши войска вошли в Западную Белоруссию, самогон стал там чуть ли не самой главной валютой. Местное население расплачивалось им за всё: помощь в хозяйстве, мелкие и крупные услуги, продукты питания, за тушёнку и сгущёнку, которая, как ты знаешь, у красноармейцев на славу.

— Что, у клятых империалистов уже и сгущёнки своей нет? — недоверчиво покосился на Ярослава Копытцев.

— Ну почему же — есть. Только не такая вкусная.

— Странно… Там ведь тоже Белоруссия. А где Белоруссия, там непременно самые лучшие молочные продукты.

— Маленькое уточнение.

— Ну…

— Там, где советская Белоруссия!

— О, правильно, за неё мы сейчас и выпьем!

— Давай! За самую качественную в мире продукцию Рогачёвского молочно-консервного комбината! Ура, товарищи!

— Рогачёв… Это на востоке республики? — насторожился Алексей Иванович.

— Да. В Гомельской области.

— Прекрасно. Память пока не подводит. Наливай!

* * *

— Ух… Кажется, мне пора собираться домой! — пожаловался Копытцев, взглянув на часы.

— Что, взяло?

— Ещё как. Славная гарэлка. На пять баллов!

— Будем закругляться?

— Временно. Пока не откроется второе дыхание.

— Может, тебе лучше остаться?

— Пожалуй… Топать среди ночи через всю Москву — признаюсь, весьма сомнительное удовольствие.

— Места у нас хватает. Отведём тебе отдельную комнату. Лучшую кровать с новым бельём — этого добра у профессора, как оказалось, целый комод.

— Договорились. Продолжим общение?

— С удовольствием.

— О чём ты судачил с Генеральным?

— Секрет фирмы…

— У тебя есть тайны от руководства?

— Есть.

— Получил на то разрешение?

— Так точно. На самом верху.

— Понял. Не буду настаивать. Пойдём дальше?

— Естественно.

— Пчоловский — это наш с тобой бывший коллега?

— К тому же — мой тёзка и даже сослуживец по Северной флотилии.

— Знаю. Профессора убил он?

— Я ничего не смог поделать… — грустно кивнул головой Яра. — Не смог!

— Пчелов остался жив?

— Думаю, что да.

— Чего так неуверенно?

— Я его ранил.

— Тяжело?

— Не очень.

— Учитывая особую живучесть этой твари, следует готовиться к худшему варианту, то есть к тому, что Пчелов-Пчоловский выживет и дальше будет гадить нам, где только возможно.

— Похоже на то.