Агентство Пинкертона [Сборник]

Джиль положил трубку. Судя по телефонному разговору, у агентства на очереди имелось не только хлопотливое дело миссис Гульд. Агентству, по-видимому, предстояло сразиться с преступной шайкой, организованной на началах необычайных и до сих пор вовсе невиданных. Великий сыщик, который, не сморгнув глазом, надел наручники на Тома Брауна — Черного Дьявола, и тот, быть может, смутился бы перед лицом сообщества, состоящего из двухсот злодеев сорока различных специальностей, в числе которых не было ни одного банкира. Притом один из членов шайки, — да еще самый красноречивый, — имел в своем полном распоряжении двадцать семь тысяч… будь то двадцать семь тысяч человек, долларов, винтовок, или моторных лодок, все равно это не предвещало ничего доброго.

Мистер Джиль совершенно расстроился. Он больше не читал; двумя пальцами он рассеянно тянул себя за нижнюю губу. Раздался звонок второго специального телефона, соединявшего кабинет помощника главноуправляющего с клеткой дежурного боя.

— Алло!

— Агент Крейн просит разрешения переговорить с вами, сэр.

— А! — Мистер Джиль поиграл брелоками. — Хорошо. Пусть напомнит о себе завтра. Стойте! Нет; пусть зайдет… сейчас. Стойте! Через сорок минут направьте ко мне агента Сайласа.

Мистер Джиль оглядел свой письменный стол. С краю лежала пачка неразвернутых газет. Он взял первую попавшуюся. Попалась «Трибуна Чикаго». Слегка смяв нетронутый лист, он разостлал его поверх «Голоса рудокопа». Вероятно, мистеру Джилю не хотелось, чтобы новый подчиненный застал его — почтенного человека, видного служащего солидной фирмы — за чтением (да еще в служебные часы) листка социалистов.

Когда Крейн вошел в кабинет, с лица мистера Джиля. исчезла тень забот и сомнений. Он сидел благодушный, поглаживая мягкой ладонью поверхность солидной консервативно-республиканской газеты.

Крейн был все в том же сером костюме и в новом, недорогом, но модном галстуке. Казалось, что он не совсем здоров или удручен обстоятельствами. Хотя теперь он ежедневно обедал.

— Как дела, Крейн? Рад вас видеть. С первого же взгляда вы мне внушили симпатию, мой мальчик.

— Сэр, быть может, именно поэтому, то есть именно потому… потому именно, что ваше благосклонное отноше-ниє… Словом, сэр, я осмеливаюсь обратиться к вам с заявлением, с просьбой, не имеющей прямого отношения к делу.

— О, просьбы редко имеют отношение к делу, — сказал мистер Джиль.

— Мне трудно говорить, сэр, — начал Крейн, — я…

— Если вам трудно говорить, милый Крейн, молчите, говорить буду я. Тем более, что вы не можете рассказать мне ничего такого, чего бы я не знал. Я, напротив того, могу сообщить вам о ваших намерениях и настроениях сведения, недоступные вам по недостатку житейского опыта. Вы — человек с Запада, Крейн. У вас хорошие мускулы и нервы — и в придачу желание прожить свою жизнь как можно лучше. Вы приехали в Чикаго за счастьем и, как полагается, начали с нищеты. Вы бросились на первую приманку первой попавшейся торговой фирмы. И вдруг эта фирма — сыскное агентство! Разве не восхитительно, милый Крейн! Вы — сыщик! Разумеется, вы — талантливый сыщик. Вы разгуливаете в полумаске, вы применяете новейшие детективные методы; через два-три дня, — по возможности не позже, — вы спасаете состояние миллиардеру и жизнь светской красавице. У вас слава, деньги и сильные ощущения, то есть все, что нужно человеку из штата Канзас. Теперь вы пришли ко мне пожаловаться на вашу службу и вымолить у меня поручение, которое подвергло бы вас смертельной опасности… Крейн, вашу первую претензию я изложил; перейдем ко второй.

— О, сэр, как вы могли…

— Пустяки, Крейн, это школа Пинкертона. Ваша вторая претензия состоит в том, что вы, выражаясь мягко, начинаете испытывать сомнения в серьезности наших занятий. Быть может, вид галереи преступников, милый Крейн, или шифровальная машина доктора Шербиуса внушили вам неуверенность?

— Сэр, я служу в течение четырех дней, и мистер Сайлас, которому вам угодно было меня порушить, мистер Сайлас находит, что мне следует почаще дежурить в музее имени покойного мистера Пинкертона. Он говорит… говорит…

— Что же он говорит, мой мальчик?

— Он говорит, — Крейн побагровел, — что некоторым дамам музей буду показывать я, потому что некоторые дамы, по его словам, предпочитают блондинов. Это оскорбление, сэр.

Мистер Джиль отечески рассмеялся.

— Так. И вы решили, мой мальчик, что первое же дело вам послужит трамплином, и что мы, с нашими дамами и епископами, после вашего прыжка останемся далеко позади. Что делать, старший персонал нашей организации владеет профессиональной тайной проникновения в сердца и умы. Десятки охотников за удачей, десятки карьеристов всех разновидностей прошли через мои руки. Вы, Крейн, принадлежите к разновидности все более редкой и, очевидно, обреченной на вымирание. Вы — романтический карьерист.

Крейн всем телом надвинулся на письменный стол.