Агентство Пинкертона

Они стояли перед деревянным, потрепанным домом. Молли протянула руку к саквояжу и медленно отвела обратно.

— Где вы ночуете?

— Не знаю.

— Крейн, вам нужно остановиться у Киннера.

— Но… но… — Крейн выглядел беспомощно, — в письме обо мне ни слова, и наконец — эти люди, что они могут подумать?..

— Все равно, — Молли спокойно приложила руку к звонку. — Впрочем, Крафт говорил, что Мэг Киннер помогает всем и никому не задает вопросов.

Старуха Киннер, быстрая и узловатая, с прямыми прядями позеленевших от седины волос, — молча прочитала письмо; молча посмотрела на Молли, потом на Крейна.

— Два номера, мистер? Хорошо, хорошо, нынче освободились… Знаю, знаю, мисс, вам нужен Джорджи Киннер. У него ночное дежурство, у Джорджи Киннера, мисс. Потерпите, красавица, потому что в жизни нет ничего лучше терпения. Старая Мэг кое-что знает об этом.

В комнате Молли была кровать, умывальник, стол и два стула. Рядом, за дощатой перегородкой — комната Крейна. Молли села, не снимая пальто.

— Крейн, я никогда не относилась к вам хорошо, вы знаете…

Крейн, пригнувшись к столу, ногтем чертил по дереву мелкий узор.

— Потом я вдруг поняла: стачка погибла; все высланы или в тюрьме — мой старик, Гейс, Смит, Мангон… Остались одни эгоисты и трусы. И — вы и я. Я думала всю ночь и тогда написала вам про Боиз. Я решила, что вы все должны знать, потому что нас теперь двое, чтобы попробовать спасти Хейвуда.

— Хейвуда, — сказал Крейн. Он невольно повторил имя, но Молли казалось, что он задал вопрос. Она побледнела.

— Да, Хейвуда, который здесь страшно нужен. Я хочу сказать, Хейвуда — прежде всего, потом… других. Крейн, подумайте, на вас куртка совсем такая, как раньше была у Джима. И даже заплата…

— Это старая куртка Джима. — Крейн провел пальцами по рукаву, — и заплату на локоть поставили вы… Я ношу ее с тех пор, как оставил пальто на окне…

— Крейн, хорош был наш «Рекорд», — правда? Они до сих пор кусают пальцы от злости. А ваше пальто — я его унесла оттуда.

— Безумие! Если бы только вас задержали в ту ночь… Какая улика, Молли!

— Да. Но если бы в эту ночь в типографии «Рекорда» нашли ваше пальто…

— Я не подумал об этом, — Крейн стоял уже на пороге, — я не подумал, Молли, — спасибо.

В комнате Крейна одним стулом меньше и, кажется, отсутствовал умывальник. Во всяком случае, там была кровать, потому что на кровать Крейн повалился сразу.

— Хорошо… Он не сказал им, кто отпечатал письмо Хейвуда из тюрьмы. Под предлогом простуды он не пришел на последний разгром союза. Что он мог сделать еще — не ехать в Боиз? О, если они заподозрят, — не измену даже, а только усталость… если только они заподозрят!.. Что еще? — Ехать, скрываясь от Молли? Скрываться под ударами неисчерпаемых случайностей, бросающих нас на путь человека, которого мы хотим избежать! Молли — это почти так же страшно, как Сайлас. Сайлас и Молли — они его стерегут, еще не зная зачем… Какая жестокая путаница!

Крейн жил когда-то не ошибаясь и не боясь, как должен жить американец и мужчина. С тех пор, как он носит голубую карточку в кармане, он научился бояться будущего и своих мыслей и человеческого взгляда; и вот теперь он боится женщины… Проклятье!

Крейн прижал горящую голову к холодной и грязной подушке.

— Все скоро кончится, потому что продолжаться не может… От этой мысли стало легко. Он заснул.

Крейн, стряхивая утренний сон, вбежал в комнату Молли.

— Вы звали?

— Тише…

Виском и ладонями Молли прижималась к дощатой стене. За стеной слышался плач, вздохи и жалобный женский голос.

— Ох, несчастный мой муж!.. Сами они теперь говорят… этот человек, — говорят они, — ни в чем не виновен. Ох, мистер Киннер, почему же, почему же, если он не виновен…

Рыдания.

— Не виновен! — жестким голосом сказала Мэг Киннер, — ну, это, голубушка, не основание для того, чтобы выпустить человека из тюрьмы.

— О, бедный Стефан!.. Вы так добры, мистер Киннер… Если бы только как-нибудь смягчить мистера Мак-Парлан-да…

— Вы слышите, — Молли стиснула локоть Крейна, — второй раз — это имя!

— …И подумать только о тех, о других невинных, которых несчастный мой муж…

— Видит бог, — перебил низкий мужской голос, — видит бог, Анна Адамс, я делаю все, что могу. Завтра я вас отправлю домой. Очень возможно, что с вашим мужем не случится ничего дурного.

Анна Адамс плакала.

— Матушка, — с оттенком отчаяния проговорил мужской голос, — потолкуйте вы с ней. Что я могу? И… и приютите ее до завтра. Держали женщину в тюрьме неизвестно зачем, а потом сразу — на улицу! Разве можно?..

— Завтрак тебе приготовлен внизу, Джорджи Киннер, — сказала старуха.

Когда Молли вошла, Мэг Киннер у стола быстро перетирала посуду. В углу сидела женщина, закрыв руками лицо.

— Миссис Киннер, — сказала Молли спокойно, — я кое-что слышала, потому что здесь очень тонкие стены… Я только хочу сказать, миссис Киннер, что моя комната как раз хороша для двоих…

«Как она неосторожна», — за стенкой подумал Крейн.

Он не знал, что в это мгновение Молли, поверх своих слов, смело смотрела в прищуренные глаза Мэг Киннер, и старуха, минуя слова, одобрительно постучала ногтями по дну опрокинутой чашки.