Агентство потерянных душ (СИ)

Маша мысленно кивнула ему, расслабилась и на мгновение почувствовала себя в потоке времени и безвременья. Затем повернулась лицом к прошлому, и упала спиной вперёд.

И вынырнула из реки времени посреди зеленой металлической комнаты, которая мерцала и становилась то блёклой, то проступала яркими красками, то исходила рябью. После нескольких секунд Машу выбросило в серую муть.

"Это конец, самый конец всего... - каким-то седьмым или восьмым чувством, чувством внутреннего времени, поняла девушка и крутанула колёсико обратно, - "Вот он какой, конец всего... Не ядерная война, не крики стенающих над водами... Это конец сознания. Не дай боже, не дай боже такой смерти. Вечной и бесконечной... Но меня там не было". Маше пришло в голову сравнение - жизнь кончилась, будто в кинопроекторе плёнка. Только что она была, а сейчас её нет, ни твоей, ни какой-то ещё - вообще жизни как факта нет.

Её аж затошнило от попытки представить, как жизни нет - притом что личностные единицы бессмертны в принципе. Бессмертны - а потом это правило отменили. Это даже не вызывало ужаса, глубина этой беды не могла проявиться в человеческих чувствах Маши. Она попыталась ещё немножко подумать о конце - не конце, а абсолютном, безусловном, тотальном и недвусмысленном конце жизни, и...

Слезы не стали капать из её глаз - для той беды, что начинала проникать в сознание вдумывающейся Маши, слезы были бы безудержным восторгом и бесконечным счастьем.

Шостакович где-то внутри бился в конвульсиях и визжал, как избиваемая собака, истерическим беззвучным криком... Его выжимала, истирала, высушивала до состояния раздавливаемой на шоссе лягушки отдалённая мощь беды, к которой, как к ящику Пандоры, прикоснулась Маша.

А в носитель Маши беда, наконец, спроецировалась в виде некоей гармоники человеческого ощущения.

"Это она! - сверкнуло в разуме Маши, и вдруг кусочки головоломки сложились в понятный человеческому существу узор, - Это она и есть, моя боль! Это моя боль от Леттуа Гири! Это боль этой бесконечной беды, беды размером больше вселенной, потому что ничто во вселенной не может быть больше самой жизни...

Погибли мои друзья... Погибла моя раса, моя любовь..."

Маша всё глубже и глубже, сидя в кресле меморизатора, вживалась в контекст эпохи, и прозрения толчками вспыхивали в ней. Однако боль внезапно уменьшилась.

"Но я нахожусь здесь именно для того, чтобы это изменить. Я не погибла, я здесь. И вижу я свою память, но моя память была создана в будущем, и она может, она должна быть скорректирована в настоящем. Именно для этого я здесь. И моя любовь к Леттуа Гири - это моя любовь к моим соратникам и просто тому факту, что жизнь на Леттуа Гири была сказочной, просто сказочной..."

"Маша, - подал голос Шостакович, которого вся эта болтанка отпустила тогда же, когда и агентессу, - я хочу тебе сообщить, что личностные единицы тоже может тошнить. Именно поэтому я сейчас лежу, метафорически выражаясь, в луже грязного вонючего пота. Не делай так".

"Прости, друг, - откликнулась Маша, - но это было необходимо".

- Леттуа Гири, - сказала она вслух для Гранта и тех, кто был вокруг, - это не планета и не раса. Это проект, охватывающий собой множество планет в разных галактиках. И целью этого проекта была изменённая человеческая природа.

Через четыреста восемьдесят веков технологии человечества развились до высот, невероятных даже для нынешней Конфедерации Млечного Пути, не говоря уж о планете Земля. Они могли бы развиваться и дальше, но на пути их встало препятствие - сама суть человеческого существа. Конечно, человек эволюционировал, как личность, но... Он оставался человеком. Сколько не учи кошку работать на компьютере, а больше кошкиного она не сделает. Её надо превращать во что-то качественно иное.

Кроме того, на основную часть межпланетного человечества снизошло несколько запоздалое понимание - дальнейший прогресс расы не произойдёт благодаря развитию техники. Это будет развитие самой личностной единицы. И, как я вижу, это понимание было достижением людей, подобных нынешним спиритионикам.

- Божу упаси нас от такого прогресса, - с усмешкой высказался Квинт, но Маша ничего не ответила ему.

- Эксперименты заняли долгие десятилетия, и они не имели ничего общего с коррекцией бионосителей. Не применялись ни физическое вмешательство, ни генетика, ни электричество, ни сильнодействующие препараты, ничего подобного: опыт веков научил людей, что к эволюции личностной единицы это не имеет никакого отношения.

Я чувствую сейчас некие идеи того социума, что впитываются в меня из памяти, однако я не смогу их озвучить - в нынешнем языке нет слов для обозначения этих явлений. Более того - и я понять не могу их достаточно ясно, поскольку не являлась одним из группы исследователей и экспериментаторов.