Характерно, что даже по возвращении в Россию Ванновский считал возможным писать в своем докладе, что "японская армия далеко еще не вышла из состояния внутреннего неустройства, которое неизбежно должна переживать всякая армия, организованная на совершенно чуждых ее народной культуре основаниях, усвоенных с чисто японской слепой аккуратностью и почти исключительно по форме, а отнюдь не по существу, как, впрочем, это замечается и во всех прочих отраслях современной японской жизни. Вот почему, если, с одной стороны, японская армия уже давно не азиатская орда, а аккуратно, педантично организованное по европейскому шаблону более или менее хорошо вооруженное войско, то с другой — это вовсе не настоящая европейская армия, создавшаяся исторически, согласно выработанным собственной культурой принципам.
Пройдут десятки, может быть сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав. И это, конечно, в том случае, если страна выдержит тот внутренний разлад, который происходит от слишком быстрого наплыва чуждых ее культуре исторической жизни идей"…
Эта оценка японской армии, видимо, весьма понравилась Куропаткину и он на этом докладе Ванновского написал: "Читал. Увлечений наших бывших военных агентов японской армией уже нет. Взгляд трезвый[9]".
Еще более "суровый и уничтожающий" отзыв о японской армии дал ген. Иванов — начальник штаба 1-го Сибирского корпуса, присутствовавший в 1901 году на маневрах японской армии.
По словам того же Поливанова (см. выше), дело в конце концов дошло до того, что помимо Ванновского, для обследования японской армии был командирован полковник Ген. штаба Адабаш. Но он, однако, ограничился лишь тем, что вошел в контакт с французским военным агентом и пользовался исключительно его сведениями.
Весьма характерный пример того, какие требования предъявлялись офицерам, командировавшимся за границу, передаёт А. В. Богданович[10]:
"… Тобизен говорил, что когда царь решил послать эскадру во Францию, он приказал дать себе список контр-адмиралов, которые хорошо говорят по-французски и которые хуже. Список говорящих похуже царь снова вернул, чтобы написано было, кто говорят по-французски хуже всех. Оказалось — Авелан. Он и был послан, чтобы меньше там болтал"…
Понятно, что при таком подборе лиц для разведывательной работы за рубежом от них нельзя было ожидать ничего путного.
С другой стороны, большим тормозом являлись также постоянные столкновения военных агентов с послами. Последние никак не могли помириться с полуавтономным положением военных агентов. В инструкции военным агентам[11], утвержденной военным министром 16-го декабря 1880 года, взаимоотношения между военным агентом и послом определялись следующим образом:
"В официальных своих сношениях они (военные агенты. — К. 3.) должны строго следовать указаниям дипломатических наших представителей, к которым должны обращаться также в случае всяких недоразумений и до сведения коих обязаны доводить как общие результаты своей деятельности, так в особенности все данные, имеющие политический характер".
Но этого для министерства иностранных дел было мало. В 1900 г. оно подняло вопрос о полном и непосредственном подчинении военных агентов послам, мотивируя это требование тем, что послы в большинстве случае являются следующими в военных вопросах.
Военное министерство на это не пошло и в результате дальнейшего спора в силе осталось прежнее положение.
Здесь кстати будет привести один пример, характеризующий осведомленность послов в военных вопросах[12]:
"19 января 1891 г. Обедал у нас Церпицкий, командир Выборгского полка имени императора германского Вильгельма. Рассказывал, что в Берлине граф Шувалов собрал всех русских офицеров, там находящихся, чтобы узнать их мнение о германской армии и предложил им всем дать письменные ответы, дав на эту работу час времени. Сам он тоже написал. Когда были прочитаны эти ответы, которые очень высоко ставили германскую армию во всех отношениях, Шувалов сознался, что он, как отставший от военного дела, не понимал дела, так что признавал германскую армию хорошей, но не столь блестящей, как сейчас увидел из прочитанных отзывов, что, значит, он вводил правительство свое в заблуждение, не придавая в своих отчетах этой армии никакого значения"….
Средства на секретные расходы военным агентам также отпускались крайне своеобразно. Самая большая сумма была — 3 000 рублей в год. Эта сумма, предназначенная на секретные расходы, отпускалась в безотчетное распоряжение военного агента и в расходовании ее он ни перед кем не отчитывался.