Агенты Берии в руководстве гестапо

2-я ударная армия Волховского фронта еще в январе 1942 г. перешла в наступление с целью деблокировать Ленинград. В тяжелых боях прорвала две полосы немецких укреплений, продвинулась на 60–70 км, заняв обширный район лесов и болот. И застряла. А горловину прорыва расширить не смогли, ее ширина осталась всего 13 км. Отводить 2-ю ударную не стали, решили вместо этого подкрепить ее — она находилась всего в 30 км от позиций 54-й армии Ленинградского фронта, наступавшей навстречу. А командармом вместо заболевшего генерала Клыкова стал Власов. Подкрепить его войска не удалось из-за катастрофы на юге. И опасность, угрожавшую 2-й ударной, командующий фронтом Хозин (весной Волховский фронт объединили с Ленинградским) заметил поздно. Лишь 16 мая, когда выявилось сосредоточение немцев на флангах, он начал выводить части из «мешка». 21 мая на это последовало разрешение Ставки. Однако немцы отход заметили, нажали, смяли отступающие боевые порядки и к 6 июня перекрыли горловину. В кольце оказались 7 дивизий и 6 бригад. Впрочем, далеко не комплектных, во всех соединениях оставалось в строю 30 тысяч человек.

Сталин снял Хозина, воссоздал Волховский фронт во главе с Мерецковым, с ним выехал начальник генштаба Василевский с целью выручить армию. Сил оказалось мало. Авиации — на весь фронт 20 истребителей. Пехоту и танки «выщипывали» по батальону из разных соединений. И к 21 июня пробили узкий проход, шириной 300–400 м. Стали вывозить раненых. Но операция усугубилась ошибками самого Власова. Выход он толком не сорганизовал, за ранеными бесконтрольно потянулась пехота, державшая эту самую горловину, и 23 июня немцы снова замкнули кольцо.

Следующей ночью Василевский и Мерецков организовали новый удар извне, передав окруженным, чтобы всеми силами атаковали изнутри, бросив тяжелое вооружение, технику и поставив в строй всех, кого можно. Под утро коридор пробили.

Но Власов при этом отдал подчиненным такой же приказ, как при прошлом своем окружении — разбиться на группы и выходить самостоятельно, кто как может. Люди выходили сутки, а 25 июня кольцо замкнулось окончательно. Многие просачивались и позже. Всего вышло 16 тысяч, погибло при этом 6 тысяч, 8 тысяч попало в плен. Командарма искали, передали об этом указание партизанам, в тыл противника заслали несколько разведгрупп. Но он бродил по лесам. Снова вдвоем с женщиной-военврачом, своей очередной любовницей. В деревне Пятница обратился к старосте, попросил устроить поближе к дороге. А как только на этой дороге показался отряд немцев, вышел и сдался им.

Доставленный в штаб генерала Линдемана, он дал исчерпывающие показания о состоянии и расположении советских войск (между прочим, многие попавшие в плен германские военачальники, в том числе Паулюс, отказывались это делать, ссылаясь на присягу). После этого Власов попал в лагерь высшего комсостава под Винницей. И вместе с командиром 41-й дивизии Боярским составил доклад, что большинство населения и армии приветствовали бы свержение советского режима, если бы немцы взяли курс на создание в России национального государства. На Власова обратил внимание офицер отдела «Вермахт-пропаганда» Хильгер. А потом его «опекуном» стал капитан Штрик-Штрикфельдт из разведотдела генштаба. Он был из «русских немцев», служил еще в царской армии. Поэтому господствующих взглядов на восточную политику не разделял. Но искренне верил, что ее можно изменить.

Сперва операция с Власовым проходила по ведомству отдела «Вермахт-пропаганда». За подписью генерала была выпущена листовка к советским солдатам, а затем «Смоленская декларация» о том, что в Смоленске якобы создан «Русский Комитет», и началось формирование РОА — «Русской освободительной армии». Германское командование дало разрешение распространять этот документ только за линией фронта, чтобы спровоцировать дезертирство. Но Штрик-Штрикфельдт, вопреки запретам, сумел договориться с летчиками об «ошибке», и часть тиража рассыпали над оккупированной территорией. Капитан счел, что среди населения декларация вызовет нужный эффект, а затем, поставив руководство перед фактом, будет проще доказать необходимость изменения политики.

Отчасти так и произошло. В Смоленск, в адрес несуществующего «Русского Комитета», пошли письма, ходоки. Приезжали добровольцы, разыскивая, где можно записаться во власовскую армию. А «хиви» и солдаты «Остгруппен» оживились: теперь вроде было за что воевать. Они сами начали считать себя «власовцами», прикрепляли на мундиры нашивки «РОА» и ждали, что скоро их переведут в «свою» армию. Но верховное командование дало инициативе отлуп, и Кейтель строго указал отделу «Вермахт-пропаганда», что не его дело заниматься политикой.