Агидель стремится к Волге

Тот не сразу сообразил, в чем дело. А когда раздались выстрелы, перекрестился, поняв, что чужеземцы взялись за оружие.

Как оказалось, первыми стали стрелять перепуганные шумом немецкие наемники, решившие, что началось ожидаемое восстание. Вслед за ними набросились на безоружных жителей поляки.

Битва, завязавшаяся в Москве, растянулась на целый день. Особенно жарко было в Белом граде. Укрывшись за баррикадами, русские стреляли в поляков и немцев. Горожан поддержали проникшие в город ополченцы.

Когда из Кремля подоспела помощь, неприятель воспрянул было духом, но тут появился князь Пожарский. Ему удалось загнать ляхов в Китай-город и закрыть им выход.

Отряд Бутурлина сражался тем временем у Яузских ворот, Колтовский — в Замоскворечье.

В результате решительных действий русских неприятель был заблокирован в Кремле и Китай-городе. Каменные стены окружали снаружи деревянные постройки Белого и Земляного города. И врагам пришло в голову поджечь их. Доброжелательный к полякам боярин Михаил Салтыков пожертвовал ради их затеи даже собственным домом.

В сторону от Кремля дул сильный ветер, и пламя очень быстро распространялось. Пожаром были охвачены Белый и Земляной город. Наутро на улицах валялись тысячи трупов. Сопротивление москвичей было сломлено. Бои продолжались лишь на Сретенке. Сражавшийся там князь Пожарский получил серьезное ранение в голову, и его увезли в Троицкую Лавру.

Вскоре к Москве подошел воевода Прокопий Ляпунов со всем своим ополчением и, когда поляки с немцами сделали вылазку и предприняли атаку, дал им бой близ Симонова монастыря. Иноземцы снова убрались в Кремль и Китай-город, а ополченцы вступили в Белый город и начали осаду.

За месяцы блокады запасы продовольствия польского гарнизона иссякли. Белый город, где оставался еще закопанный провиант, находился в руках ополченцев, и раздобыть продукты было невозможно без риска для жизни.

Ополченцы могли взять врага лишь измором, так как осадных орудий для штурма мощных каменных кремлевских укреплений у них было недостаточно.

Длительная осада кончилась тем, что Ляпунов пал жертвой заговора и провокации со стороны московского старосты Гонсевского. После этого большинство полков покинули лагерь. Под Москвой остались воровские казаки и кое-кто из дворян. Им-то и пришлось иметь дело с воинством Яна-Петра Сапеги, прибывшим с большим обозом провианта для голодающих осажденных.

Узнав о приближении литовского гетмана Ходкевича, атаман Заруцкий и князь Трубецкой с казаками решили взять Москву до его прихода. Обстреляв Китай-город калеными ядрами, они вызвали пожар и приступили к штурму. Но вышедшим из Кремля полякам удалось выбить их из Китай-города.

XXVII

По всей России прошла молва о страшном московском пожаре и о том, что стольный град продолжает находиться в руках врага. Говорили об осаде Кремля, о гибели Ляпунова и распаде его ополчения. А в начале октября 1611 года монахи Троицкого монастыря разослали грамоты по городам, извещая народ о том, что к Москве подошел литовский гетман Ходкевич, чтобы поддержать засевших там иноземцев и привести православных христиан к окончательной гибели.

Эти грамоты зачитывались принародно на городских площадях и в церквях. В Нижнем Новгороде текст обращения прозвучал в Спасо-Преображенском соборе.

Люди слушали чтеца-протопопа с нескрываемой тревогой, а едва тот кончил, раздались возгласы отчаяния:

— Что ж с нами будет?

— Как быть?

— Православные, что делать-то?

И тут прогремел чей-то бас:

— Как что делать?! Ополчаться станем!

Все разом посмотрели на храбреца, и многие узнали земского старосту Кузьму Минина Сухорука, солепромышленника, а также говядаря — владельца мясной лавки и скотобойни. Будучи земским старостой, он занимался сбором налогов и исполнял роль посредника между горожанами, городским воеводой и Москвой.

Минина поддержал протопоп собора Савва Ефимьев. Встав на колени перед святыми воротами, он обратился к народу с речью: «Увы, нам, чада мои и братия, пришли дни конечной гибели — погибает Московское государство и вера православная гибнет. Горе нам!.. Польские и литовские люди в нечестивом совете своем умыслили Московское государство разорить и непорочную веру в латинскую ересь обратить!.. Что сделаем, братия, и что скажем? Не утвердиться ли нам в единении и не стать ли насмерть за веру христианскую…»

Когда он закончил, по толпе прокатился гул одобрения. И тут снова заговорил Минин:

— Сами мы, вестимо, в ратном деле не искусны. Так станем клич кликать по вольных людей служилых!

— А казны нам для их откудова взять? — с сомнением спросил кто-то.

Староста глянул на него исподлобья и спокойно молвил: