Агидель стремится к Волге

И тут прискакал гонец. Он сообщил, что дружина под командованием Алябьева вместе с башкирской конницей полностью оттеснила осажденных поляков, попытавшихся выбраться наружу через Алексеевские и Чертольские ворота. Понеся большие потери, те укрылись за кремлевскими стенами.

Следующий день прошел без особых столкновений. Намереваясь прорваться к Кремлю через Замоскворечье, Ходкевич перевел свое войско в Донской монастырь, а на рассвете двадцать четвертого августа напал на лагерь Трубецкого.

В помощь князю Пожарский выделил полки Туренина и Лопаты-Пожарского. Им удалось отразить нападение поляков. Зато казаки Трубецкого не выдержали нанесенного неприятелем удара и, бросив свои позиции, бежади.

В тот день обе стороны понесли большие потери. А ближе к ночи, захватив Климентовский острожек, гетман сделал попытку провести через Замоскворечье четыреста возов с провиантом для голодающего кремлевского гарнизона.

Когда поляки прорвались к берегу напротив собора Василия Блаженного и потребовались самые решительные действия для завершения баталий, казаки вдруг заартачились, наотрез отказавшись драться.

— Не станем помогать людям Пожарского!

— Верно, пускай сами с чужаками разбираются!..

Руководители ополчения, всерьез озабоченные таким поворотом, стали думать, как поступить. И тут Кузьму Минина осенило:

— А не послать ли нам за Авраамием?

— Чем же он поможет?

— Авраамий-то? Да он такой краснобай, кого хочешь, заговорит.

Келаря Троице-Сергиевой лавры Авраамия Палицына застали во время службы. Он тут же откликнулся на призыв и, перебравшись через Москву-реку, явился в казачий табор, находившийся у Яузских ворот. Увидев, что казаки пьянствуют, Авраамий, брезгливо поморщившись, перекрестился и обратился к ним с увещеваниями. Но те загалдели, перекрикивая друг друга:

— Не желаем воевать!

— Пускай дворяне дерутся!

— Они — богатеи, а мы кто? Оборванцы, голытьба! Вот и весь сказ!

— И впрямь, на пустое брюхо да нагишом не больно-то повоюешь!..

Палицын и сам видел, в каком плачевном состоянии находились мужики. «Да, казацкое воинство в прелесть велику горше прежнего впадоша, вдавшеся блуду, питею и зерни[40], и пропивши, и проигравши все свои имениа», — отметил он с горечью про себя и усомнился: нет, не с руки ему таких уломать.

Отученные от труда ежедневного, казаки привыкли к праздности и, промышляя разбоем, едва ли не сразу пропивали свою добычу. А игра, а девки из Лоскутного ряда? Про то каждому ведомо. И тут Авраамий, вспомнив, чего стоили русским селениям их воровские забавы, набрался решимости, поднял руку, требуя к себе внимания, и заговорил. Применив все свое красноречие, он убедил-таки казаков постоять за землю Русскую. И Трубецкой снова повел их в бой.

Битва продолжалась до самого вечера. Пожарский, дав Минину в придачу к отборной дворянской башкирскую конницу, велел атаковать польские роты, находившиеся у Красных ворот. Даже не попытавшись отбиться, поляки в панике бежали, увлекая за собой соседние роты.

В Замоскворечье стрельцы Пожарского и казаки перешли в наступление, оттеснив Ходкевича к Донскому монастырю. Башкирские конники вызвались преследовать их и далее, но Кузьма Минин охладил их пыл, сказав:

— Незачем, на сегодня нам хватит и одной победы!..

Перебравшись глубокой ночью на Воробьевы горы, гетман простоял там пару дней, раздумывая, как быть дальше, пока не решил послать в Кремль лазутчика с посланием. Жалуясь, что в коннице у него осталось всего лишь четыреста человек, Ходкевич просил осажденных потерпеть, пока он не вернется с пополнением обратно.

Двадцать пятого августа гетман покинул окрестности Москвы, отправившись с остатками своего воинства на запад на соединение с королем Сигизмундом.

— Эх, самое время ударить по врагам и погнать их из Москвы да из России! — потирал ладони Пожарский.

В начале сентября Кремль и Китай-город были обстреляны калеными ядрами, вызвавшими там пожары. Сократившийся с трех до полутора тысяч польский гарнизон голодал, дойдя уже до самой крайней черты — до людоедства. Но шляхтичи продолжали сопротивляться, презрев предложение князя Пожарского сдаться.

XXIX

После успешного штурма Китай-города в руках иноземцев оставался лишь Кремль. Поняв, наконец, что подкрепления не будет и что положение гарнизона совершенно безнадежно, осажденные согласились на все условия руководителей ополчения.

Капитуляция происходила двадцать седьмого октября. Принимал ее Кузьма Минин. Полк Струся сдался князю Трубецкому, а пленные из полка Будилы были отданы Пожарскому.

Войдя в Кремль, ратники пришли в ужас. Их взору предстала страшная картина полного разорения: пепелища, развалины, всюду грязь, кучи мусора, разграбленные и загаженные церкви. Кое-где были обнаружены большие чаны с разделанными и засоленными человеческими трупами…

Но победители быстро оправились от шока, и после обедни и молебна в Успенском соборе началось всеобщее ликование. Под колокольный перезвон люди вопили от радости и обнимались, поздравляя друг друга с освобождением.