Агитбригада

— Ну если ты так прекрасно знаешь мою биографию, то, может, скажешь, что же привело тебя в эту глушь?

— Мне сказали, что вы знаете латынь, — сказал я.

— А зачем тебе латынь? — вопросом на вопрос ответил поп.

— Хочу поступать на агронома, — озвучил почти правдоподобную версию я.

— А если по правде? — раскусил меня отец Демьян.

— Хочу понять, чем литургии католичества отличаются от наших, — опять попытался выкрутиться я.

— Ты говоришь неправду, — покачал головой священник и со вздохом процитировал, — «Злой порок в человеке — ложь[18]…»

— Почему вы решили, что неправду? — опешил я.

— Тебе нужно сделать перевод книги, — просто сказал отец Демьян, а у меня чуть экзистенциальный шок не случился.

— Откуда вы…?

— Да тут уже один человек приходил, искал. Спрашивал не приходил ли ты?

Какая-то дичь.

— И как он мог знать, что я сюда приду? — вытаращился на священника я.

— Мне сложно сказать, откуда он знал, — пожал плечами отец Демьян. — Может быть, из-за того, что я единственный с глубоким знанием латыни остался в нашей губернии. А, может, еще как-то проведал…

— А что вы ему сказала?

— Правду. Что ты не приходил.

— А если он еще раз придет, вы можете сказать, что не видели меня? — спросил я.

— «Не желай говорить какую бы то ни было ложь; ибо повторение её не послужит благу[19]…» — нравоучительно произнёс священник, но меня аж распирало от этой информации.

— Кто он? Какой из себя? Давно это было? — продолжил допрос я.

— Приходил позавчера. Волосья белые, заросшие, — принялся перечислять особые приметы священник, — очень загорелый, как арап прямо.

«Лазарь» — получил подтверждение я, и сердце аж ёкнуло.

— Вижу узнал ты его, сын мой, — пророкотал священник.

— Узнал, — кивнул я.

— И что он тебя ищет? — полюбопытствовал он.

— Он в Вербовке двух людей убил, парня и девушку. И бабку изувечил. Но, вижу отпустили его, — расстроенно поморщился я и добавил. — Так есть ли у вас учебник латыни? Или словарь? А лучше и то, и то.

— Убил говоришь? — скорбно задумался священник, немного подумал и добавил, — пожалуй есть у меня, чем тебе помочь.

У меня от радости аж ухнуло сердце.

— Скажите, а купить у вас можно? — принялся выяснять я. — Любую цену отдам.

— Мне эти книги самому нужны, — нахмурился священник, — Я для проповедей иногда примеры из малого катехизиса использую для сравнения. А он у меня на латыни.

— И что же мне делать? — расстроился я, — мне очень нужно. И только у вас есть. Если даже я выпрошу у вас на пару дней почитать, то мы здесь недолго и скоро уедем и переписать учебник и словарь я физически не смогу, тем более на латыни.

— Жди здесь, — велел священник, который уже принял какое-то решение, и вышел из здания церкви.

Я недолго оставался в одиночестве, когда он вернулся. В руках он держал две довольно увесистые и потрёпанные книжки. Сердце моё затрепетало.

— Вот. Держи, — он сунул мне книги. — «Латинская прозаическая композиция Карра Пирсона» и «Классический латинский словарь».

— Сколько я должен? — с восторгом спросил я.

— Нисколько, — чуть поморщился священник и печально вздохнул.

— А вам как же?

— У меня другие есть, — отмахнулся священник. — Ибо сказано в Писании: «Вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо, так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя[20]…»

— Спасибо огромное, отец Демьян, — от души поблагодарил его я, — я позанимаюсь, выполню перевод, и по возможности верну вам книги.

По-моему, он не поверил мне, но ничего не сказал, благословил лишь.

Уходя от щедрого священника, я таки положил два червонца в коробочку для пожертвований на благоустройство храма.

Обратно в Краснобунтарское я возвращался в приподнятом настроении. Всё получилось более, чем отлично. Учебник и словарь у меня есть, таинственная книга Лазаря ждёт-дожидается в укромном месте на территории школы (я решил её спрятать и не тащить с собой, а то мало ли). Осталось отбыть еще полторы недели с агитбригадой, вернуться и заняться переводом. Вот тогда-то я и узнаю, что там, в книге!

От предвкушения я принялся тихо, под нос напевать известную в моём времени песенку о рюмке водки на столе, да так увлекся, что чуть не наступил на мелкого пацана в старой залатанной фуфайчонке, который присев на корточки, увлечённо играл с двумя плоскими камешками, стеклянной пробкой от бутылки и небрежно вырезанной из деревяшки фигуркой то ли лошади, то ли зайца, в только ему одному известную игру.

— Привет, малыш, — сказал я.

Пацанёнок взглянул на меня испуганными глазами и пискнул:

— А ты что, меня видишь?

— Вижу, — подтвердил я и спросил, — а ты давно здесь?

— Как на прошлое начало страстной недели утоп, так с тех пор и здесь, — растерянно ответил пацанёнок и всхлипнул, — не пустил меня боженька на небеса… так и брожу теперь вокруг Ольховки второй год.

Пацан разревелся.

— Ну не плачь, не плачь, — попытался успокоить я его, — мы что-нибудь придумаем. Поможем тебе.