У Ивана Александровича в кабинете стоял прекрасный письменный стол на львиных лапах, из реквизированных, конечно. На столе – ценный хрустальный письменный прибор. Иван Александрович, бывало, и внимания на них не обращает – ну поставили ему на рабочее место, и пускай. Фриновский пристал к нему – подари мне этот прибор. Иван Александрович отдал с недоумением. Потом и письменный стол перекочевал к Фриновскому.
– Знаешь, он метит на мое место, – сказал мне Иван Александрович. Но Фриновский делал вид, что заботится о нас.
– Что вы ютитесь в коммуналке? На третьем этаже освобождается очень хорошая отдельная квартира. Там живет Петрякин, его снимают с работы, он уже знает. С квартиры сселим, – он усмехнулся с видом вершителя судеб, – вот вы и займете вакантную. Приходите посмотреть.
Непонятно как-то было – при еще живущих хозяевах, но Фриновский уж так пристал, так настаивал, утверждая, что все равно кого-то вселят. И мы пошли.
Сперва заглянули к Фриновским на второй этаж. Жена его[31]
встретила нас недоброжелательно, мне это не понравилось… Я говорю потом Ивану Александровичу:– Ты думаешь, мы получим эту квартиру? Ни черта мы не получим!
Так оно и вышло. Зарницкого сняли, Фриновский – на его место, а квартира – ну какое снятый с должности, разжалованный Иван Александрович имел на нее право! Мы и из особняка ОГПУ выехали, сняли две комнаты в другом районе.
Еще когда Зарницкий был начальником штаба, Фриновский пытался ухлестывать за мной. Как-то Иван Александрович уехал в командировку, Фриновский его замещал в штабе. Я пошла просить билеты в театр (нам их давали в штабе). Пришла, Фриновский чуть не расшаркался – сейчас, сейчас принесу!
И вернулся, да не один, а с Коганом, билеты мне вместе принесли, оба заигрывают, маслеными глазками меня так и сверлят.
– Мы к вам чай пить придем!
Я отрезала:
– Нет, я без мужа никого не принимаю!
А затем он – ряшка толстая – сел на место Ивана Александровича. Да он с самого начала все знал, что сядет, знал, что Иван Александрович – попович, что снимут. Донесения, вероятно, делал такие, чтобы опорочить, неблагоприятные, а сам мысленно руки потирал: “Скоро я на его место!” – и поигрывал с нами, как кошка с мышкой.
Или все-таки неудобно ему было, он и лебезил, угодничал, чтобы впечатление было – я, мол, ни при чем, я всей душой!..
О Фриновском я вам еще много порасскажу.
8 Иван Александрович пошел работать в милицию. Черная форма, красные околышки. Это было совсем не то, что в Красной армии. Как бы на много ступеней слетел вниз: и форма не та, да и не так почетно. Но хоть работа была не опасная. В то время было много бандитов, но арестовывать их, “брать” Иван Александрович не ходил. Ему поручили всю писанину, ну почти как начальнику протокольного отдела, что ли…
Приехала к нам из Майкопа Верочка, уже взрослая девушка. Мы были дружны семьями. Прежде, когда папа был управляющим магазинами, Верочкин отец служил там старшим приказчиком.
Верочка прекрасно играла на рояле, очень хорошо пела. Приехала в Ростов совершенствоваться по фортепьяно и по вокалу, брала уроки у наших знаменитых преподавателей.
Я жила у Агнессы и вносила свою долю. Я прожила у них три месяца.
Они жили тогда небогато, помню, когда Агнессе удалось купить где-то черный крепдешин, это был настоящий праздник, она в восторге писала подругам в Майкоп об этом крепдешине и о том, что она из него сошьет.
Иван Александрович работал в милиции писарем, но он вообще хотел уйти со всякой военной работы и поступил на курсы бухгалтеров. Занятия были вечерние. Агнесса тоже туда поступила, но Иван Александрович кончил, а она – нет, терпения не хватило. Она иногда где-то работала, потом уходила. Работать ей казалось скучно.
Иван Александрович был очень пунктуален, очень собран, аккуратен. Помню, как я удивилась, когда однажды увидела его записную книжечку, а там было: “Верочке – 5 коп. на трамвай, Марии Ивановне – 10 коп. на свечку…” и т. д.
Я удивилась, что он досконально учитывает такие мелочи, записывает. Может, он был скуп? Не думаю. Просто, наверное, бюджет у них был так напряжен, что ему с трудом удавалось сводить концы с концами, балансируя на этих копейках.
Он был высокого роста и еще довольно строен, но начал полнеть.
Вечерами, когда не было занятий на курсах, мы ходили гулять по улицам. Иван Александрович в центре, мы с Агнессой по бокам – он вел нас под руки. Он был в милицейской форме, и никто не смел к нам приставать.
Мы шли по вечерним улицам Ростова. Из подворотен нет-нет да и показывались проститутки, высматривали клиентов. Агнесса все время оглядывалась на них – уж очень ей было интересно.
С Иваном Александровичем, мне казалось, живут они душа в душу. Агнесса, бывало, все вокруг него ласково воркует: “Муша, Муша!” – так она его называла с нежностью.
И вдруг она с заговорщическим видом сказала мне:
– У меня есть к тебе секретная просьба. Отнеси, пожалуйста, письмо в гостиницу и там отдай его в пятнадцатый номер Ми-ро-но-ву. Запомнила? Но никому ни слова, хорошо?