Агнесса. Исповедь жены сталинского чекиста

И вот цоканье копыт, едет фаэтон, и на залитом светом перроне вижу – быстро, быстро, почти бежит к нам в длинной шинели “с разговорами”, стройный, на голове “спринцовка” буденовская с красной звездой[26]. Запыхался, взволнован.

– Видите, я вас сегодня не ждал, я даже небрит… Вы уж простите! – нетерпеливо заглядывает мне в лицо, но не поцеловал при всех, только смотрит на меня.

А тут приехавшие с нами военные и “поросеночек” подхватили наши “корзины, картины, картонки”… Зарницкий крепко взял меня под руку и повел вперед, забыв про Лену. Она тотчас обиделась.

– А я? – воскликнула она.

– Да, да, Леночка! – И второй рукой взял и ее под руку.

И тут я впервые почувствовала, что отныне первая дама – я.

3 Зарницкий жил, как и армавирцы, в большом реквизированном особняке. Это был дом ЧК. Зарницкий занимал там только две комнаты, хотя он был начальство. Во всех других комнатах жили его подчиненные с семьями. Особняк этот был, как большая коммунальная квартира.

Иван Александрович предупредил меня: все соседи по дому знают, что он ждет невесту, и, когда мы приедем, изо всех дверей будут высовываться любопытные лица – какая я? Так оно и оказалось. Лица все были женские.

Иван Александрович провел нас в свои комнаты, в спальню, чтобы мы могли переодеться с дороги. Там была его кровать. Как только он вышел, Лена приподняла одеяло на его постели.

– Смотри, на чем спит твой жених! – И показала на рваные простыни. Как хорошо, что мне сделали приданое!

Потом мы завтракали в другой его комнате, и нам принесли яичницу и какао. Наверное, ничего другого у чекистов не было ни здесь, ни в Армавире.

До свадьбы мы с Леной жили не у Зарницкого, а у нашей родственницы.

Я сказала Ивану Александровичу, что иначе не согласна, как венчаться.

– Ну что же, – сказал он, – будем венчаться.

Он не протестовал, я уже знала, что его отец – священник. Мне в поезде об этом рассказал “поросеночек”. Я тогда удивилась, я думала, он еврей.

Со свадьбой надо было очень спешить, потому что начинался пост, а в пост не венчают.

Была масса хлопот, готовились к свадьбе, украшали нашу комнату. Всюду стояли цветы – осенние хризантемы. А над брачной кроватью – персидский ковер Абрама Ильича.

Накануне расписались мы в каком-то темном, мрачном, казенном здании. Нам выдали справку, что в ростовской книге записей актов гражданского состояния мы зарегистрированы как муж и жена.

На другой день – венчание в церкви. Перед венчанием мы с Леной поехали в особняк к Ивану Александровичу. Я заглянула в шкаф, а там сложены разнообразные торты, пироги. Это соседки напекли нам на свадьбу. Ивана Александровича все любили.

Соседки пришли спрашивать, есть ли у меня скатерть. У меня была, но только одна. Я сказала, что есть простыни (опять я подумала: как хорошо, что мама позаботилась о приданом!). Моими простынями и накрыли столы. Правда, потом они все оказались в пятнах, но в китайской прачечной их отстирали. (Были у нас тогда китайские прачечные[27], как там хорошо стирали!)

Иван Александрович сказал мне:

– Ага, я пригласил парикмахера, он вас причешет. Парикмахер опаздывал, мы нервничали, я уже была в подвенечном платье. Наконец он пришел. Он мне сделал прекрасную прическу – крупные локоны, вокруг головы венчик из крупных кудрей. Волосы у меня были тогда каштановые, густые, блестящие – не то что сейчас.

Меня парикмахер завил, начал завивать Лену (она была по моде коротко стрижена), но тут пришел Зарницкий:

– Нужно ехать, пора!

Лена изумилась:

– А как же я?

Она именно изумилась, так как всегда привыкла быть главным лицом. Иван Александрович извинился:

– Вы уж извините, Леночка, но время назначено, опоздать туда нельзя.

Лена надулась, но пришлось ей ехать недозавитой.

Батюшка венчал сразу три пары, водил нас вокруг аналоя, в церкви пели: “Исайя ликуй!”

Потом – свадебный ужин в большом зале особняка.

Было шумно, весело, много ели, пили; не всегда удавалось попробовать такие блюда. Двенадцать часов ночи, потом – два часа, четыре, а свадьба все не расходилась. Пили, танцевали, кричали нам: “Горько!” Я страшно устала. Иван Александрович понял это. “Пойдемте?” – осторожно предложил он мне. Мы пошли к себе в комнату, а там дышать нечем – столько цветов понаставлено! Нас проводила Лена.

Вот вы мне говорили об индийской книге “Камасутра”, как там предписывается мужчине в интимные минуты следить за выражением лица женщины и ласкать ее так, чтобы и ей было хорошо, тогда ему будет еще лучше.

Так вот я вам расскажу об Иване Александровиче… хотя он “Камасутру” и не читал.

Мы остались вдвоем в комнате. Я увидела себя в зеркале – бледна, как смерть. “Прилягте”, – сказал Иван Александрович. Постель была разобрана: новые чистые простыни, привезенные мной, старого одеяла не видно – на нем сияющий белизной пододеяльник.

Я сказала:

– Прилягу, но с одним условием, что я буду спать здесь, а вы – вот там. – И указала место у двери.

Он засмеялся:

– Хорошо!

– И отвернитесь, пока я разденусь!

Он послушно и весело соглашался на все. Отвернулся, я легла в кровать. Сердце стучало у меня, как молоток.