Агнесса среди волков

Мы подъехали прямо к входу, и Витя должен был отъехать подальше, чтобы припарковаться. Виолетта прошла мимо швейцара как королева и небрежным жестом сбросила пальто на руки подбежавшему гардеробщику. Потом она направилась в зал и выбрала столик на двоих в углу за кадкой с каким-то растением. Официант с выпирающим из-под пиратского красного шарфа-пояса брюшком подошел к нам, ускорив шаг — в этом кафе это означало высшую степень почтительности. Я совершила ошибку, не обратив внимание на то, что она заказала водку со льдом в качестве аперитива, сама я выбрала мартини. Вначале все было нормально, мы вели легкую светскую беседу; пиццу все не несли, и она небрежным жестом подозвала официанта и попросила принести еще водки. Увы, за короткое время от второй рюмки до прибывшего вместе с пиццей кьянти ее развезло окончательно. В глазах появился нездоровый блеск, она заговорила так громко, что немногочисленные посетители пиццерии тут же обратили к нам головы. Боже, о чем только она не говорила! Позже я убедилась, что в пьяном виде она почти всегда возвращается к одной и той же теме: ей надо было сообщить всем окружающим, что муж — сволочь каких мало и испортил ей жизнь. Странным при этом было то, что в трезвом виде она вела себя по отношению к нему совершенно лояльно, чуть ли не ласково, называла его нежно Коля (в состоянии опьянения он был исключительно Аргамаков) и казалась если не преданной женой, то довольной жизнью содержанкой.

Когда она говорила, было плохо, но еще хуже, чем ее монолог (меня она уже совсем не слушала), был ее смех — громкий, визгливый, истерический. К тому же юбка ее почти вечернего платья задралась так, что ноги были видны чуть ли не до трусиков, что немедленно превратило ее из элегантной дамы в вульгарную девицу. Опьянение придало ее жестам какую-то развязность, и меня очень обеспокоило пристальное внимание двух мужчин весьма подозрительного вида, стриженных ежиком и с перекачанными бицепсами, сидевших у окна. Я нервничала, и, судя по всему, Витя, занявший место за стойкой бара недалеко от выхода, тоже чувствовал себя неспокойно. Он не отрывал от нас взгляда; я надеялась, что он вот-вот придет к нам на выручку. Но развязка оказалась совсем иной.

Внезапно Виолетта вскочила и потребовала, чтобы я пошла с ней в дамскую комнату. Она направилась к выходу, но походка ее показалась мне неверной, и я быстро догнала ее и подхватила под руку. Я боялась, что ей будет плохо, но ничего страшного не произошло: она умудрилась не только намазать губы помадой, но и обвести их контуром — это мне обычно не удавалось сделать с первого раза даже в самом трезвом виде.

Перекалывая заколку перед зеркалом, она вдруг обратилась ко мне:

— Агнесса, а не хотите ли вы прогуляться пешком?

Я посмотрела на ее элегантные осенние туфельки и хмыкнула — они явно не предназначались для прогулки по московским лужам. Хотя кто знает, может быть, десять минут на свежем воздухе — и она более или менее придет в себя?

— Хорошо, давайте предупредим Витю и выйдем подышать.

— При чем здесь Витя? — Она уже тащила меня к выходу. Гардеробщик кинулся к ней с пальто и не прогадал: я видела, как она, открыв кошелек, сунула ему зеленую бумажку (в магазинах за нее расплачивался Витя). Я тоже оделась, и мы вышли.

Как выяснилось, в намерения Виолетты вовсе не входило дефилировать взад-вперед на пятачке перед пиццерией. Оказывается, ей захотелось удрать от охранника. Я забеспокоилась и пыталась уговорить ее вернуться, но она меня и слушать не желала. В конце концов я поняла, что если не хочу шумного скандала, то лучше всего смириться и проводить ее до дома, где Аргамаков снимал квартиру специально для своих наездов в столицу. Конечно, совсем небезопасно идти по вечерним московским улицам столь разодетой красавице с бриллиантами в ушах и на пальцах — в таком виде дамы должны ездить только в иномарках, но если держаться освещенного пространства и людных мест, то все еще может кончиться благополучно. К тому же я надеялась, что она скоро устанет и позволит мне поймать машину.

Тем более что Аргамакова, казалось, протрезвела. Мокрый снег кончился, но воздух все еще был насыщен влагой. Мы бодро шагали по лужам, направляясь к набережной Москвы-реки; оказывается, квартира Аргамаковых находилась в престижном месте, неподалеку от гостиницы «Славянская». Было еще не поздно — чуть больше восьми, в сентябре как раз в это время темнеет, и я надеялась, что мы доберемся до ее дома без приключений. Виолетта, казалось, приходила в себя на глазах, походка ее становилась все более уверенной, а голос — все тише. Увы, надежды мои оказались тщетными. Когда мы уже подходили к гостинице «Украина», со стороны Украинского бульвара на проспект вдруг высыпала толпа цыганок. Очевидно, они как раз окончили трудовой день и возвращались домой со своего рабочего места на Киевском вокзале.

В мгновение ока нас окружила галдящая толпа женщин и чумазых ребятишек; с криками: «Постой, красавица, погадаю!» и «Позолоти ручку!» — они принялись хватать нас за рукава пальто.