Я не собиралась, естественно, входить через парадный подъезд — не хотелось отвечать на вопросы портье, если он окажется на месте. В моей памяти сохранилось смутное впечатление, что лестница в левом от меня крыле здания вела куда-то в подвал: не может быть, чтобы в этот подвал не вел какой-нибудь черный ход, иначе пожарники бы закрыли пансионат.
Я медленно пошла вдоль стены, обшаривая все на своем пути тонким лучом фонарика. Было сыро, грязно и довольно мерзко. Наконец я наткнулась на низкую пристройку, за которой была жестяная дверь — даже при таком свете было видно, насколько она ржавая. Я попробовала ее потянуть на себя, потом толкнула; что-то скрипнуло, и я не поверила своему счастью: она была не заперта! Навалившись на нее всем телом — как хорошо, что я одела старую куртку, — я сумела приоткрыть ее ровно настолько, чтобы с трудом протиснуться внутрь, при этом согнувшись в три погибели; мне казалось, что отвратительный скрип проржавевших петель поднимет на ноги весь пансионат. Я попала на крошечную площадку, откуда узкая деревянная лестница вела в подвал. Опираясь свободной рукой о склизкую стену — перил не было, я осторожно спустилась вниз. Под ногами у меня раздался какой-то писк, кто-то с визгом шарахнулся в сторону, но я была готова к этому: в таком месте просто не могло не быть крыс.
Оглядевшись, я пожалела, что не вошла в пансионат, как все нормальные люди, через первый этаж. Низкие потолки, с которых кое-где капало, настолько здесь было сыро, какие-то жуткого вида трубы, спутанные провода — все это напомнило мне одно кошмарное воспоминание детства. Мне было восемь лет, когда жильцы нашего дома пригласили участкового, чтобы тот проверил, кто поселился у нас в подвале. Я увязалась вслед за мальчишками, которые вызвались быть его проводниками, — именно они обнаружили грубо сколоченные из ящиков деревянные лежаки с ветхим тряпьем. Мне казалось, что мы попали в подземелье из какой-нибудь страшной сказки и из-за угла на нас вот-вот нападут бродяги с дубинами (их тогда еще не называли «бомжами»). Вдруг милиционер со словами «Осторожнее!» остановился и показал на оголенный провод, предупредив, что нас может убить, если мы до него дотронемся. Потом он вместе с мальчишками быстро двинулся вперед, и они исчезли за каким-то поворотом, а я осталась одна во мраке и завыла не своим голосом… Мама после этого долго мне объясняла, что одно из различий между мальчиками и девочками заключается в том, что девочки не ввязываются очертя голову во всякие сомнительные и опасные предприятия.
Брр… Я почувствовала мерзкий холодок внутри, мурашки пробежали по спине, спускаясь от затылка чуть ли не до самых пяток: тот же самый ужас, что и в детстве, уже готов был охватить все мое существо, когда я решительно отбросила от себя детское воспоминание. Хватит, я на этом потеряла уже секунд пятнадцать. Виолетта меня ждет! (Я не допускала, не могла допустить мысли, что опоздала.) И я заставила себя собраться, подтянулась и выпрямилась, чуть не ударившись головой о низкую балку. После этого я осмотрительно нагнулась, и, освещая себе путь, направилась к тому месту, где, по моим подсчетам, должна была находиться лестница. Она там, на мое счастье, и оказалась. Но кроме нее, я обнаружила и еще кое-что: из подвала в сторону реки шел туннель. Я посветила в его отверстие фонариком, но, скользнув по бетонным стенам, его луч растворился в пустом пространстве. Интересно, ради чего был построен подземный ход? Неужели комсомольские деятели готовили себе убежище на случай атомной войны? Или, может быть, они заранее позаботились о путях отступления на черный день, когда народ восстанет и их сметет… Но, впрочем, это глупые фантазии — когда пансионат строился, ничто не могло казаться более надежным, чем Советский Союз, «оплот мира и социализма», — кто мог тогда догадаться, что это истукан на глиняных ногах? Скорее всего этот туннель соединяет между собой все здания и подсобные помещения пансионата и был построен для того, чтобы персонал мог свободно перемещаться зимой или во время дождя, а потом о нем позабыли, как и о подвале, об этом свидетельствовала оборванная электропроводка…
Но эти мысли не замедлили мой шаг, и я уже добралась до третьего этажа. На лестнице было темно, на площадках еле светились желтоватые плафоны, и я с трудом различала выщербленные от времени ступеньки. Я никого не встретила, впрочем, я никого и не ожидала встретить, припоминая свой предыдущий опыт, когда горничную приходилось разыскивать чуть ли не час. Коридор, погруженный в тусклый полумрак, тоже был пуст; на цыпочках подойдя к двери одиннадцатого номера, я прислушалась; внутри были слышны голоса. Тогда я постучала, не дожидаясь ответа, распахнула дверь — она оказалась незапертой — и вошла.