Агнец на заклание

– Мама не знала, что Дафна беременна. Никто из нас не знал. Выяснили позднее. Помню, как странно было это осознавать. Почему-то от этого известия их брак – а он был, в сущности, абсурдом – впервые за все время стал для меня реальностью. Я словно очнулся от сна, услышав об этом. Для меня это означало, что у них все было. Они занимались сексом. Конечно, я понимал, что между ними происходит, но не осознавал это, пока не услышал про ребенка. А потом уже не мог заставить себя забыть. Даже стихи об этом писал. Тревор Лэм и моя сестра вместе в постели. Дафна с большим животом, вынашивающая ребенка Тревора Лэма. А когда он родится, – крошечное существо с глазами Тревора Лэма, с соплями под носом и в отвисшем памперсе, как обычно ходили Грейс и Джейсон, существо, зовущее Энни Лэм бабушкой, грызущее пустые пивные банки… Противно до тошноты.

Филипп посмотрел на Берди – ее лицо подергивалось. Он ждал отвращения и осуждения. Возможно, даже с надеждой.

– Я вас понимаю, – кивнула она, ощущая усталость при виде этого нескончаемого самобичевания. – Вам ведь было всего восемнадцать лет. – Берди взглянула на часы. – Уже четверть десятого. Не буду больше вас задерживать.

Список, наверное, уже на почте, думала она. Не хватало, чтобы кто-нибудь прочитал его. Впрочем, большинство просто не поймут, зачем он нужен.

– Мы начинаем в девять двадцать, – откликнулся Филипп Хьюит. – Точнее, обязаны начинать. Но многие постоянно опаздывают.

– Кстати, от Джейсона Лэма вы сегодня отдохнете, – сообщила Берди. – Он устроил себе выходной. Из-за дяди.

Филипп стал перебирать бумаги на своем столе.

– А разве вы не хотите узнать про вчерашнюю ночь? – спросил он.

В дверь постучали. Девчушка с веснушчатым носом и рыжеватой челкой заглянула в класс.

– Еще пять минут, Люси, – произнес Филипп.

Девчушка кивнула и скрылась за дверью.

– Она одна из лучших, – объяснил он. – Далеко пойдет. Так вы хотите узнать про вчерашнюю ночь или нет?

Почему-то Филиппу не терпелось поговорить о недавних событиях. Берди заподозрила, что ему хочется что-то сообщить ей. Вероятно, что-нибудь унизительное. О чем ей неприятно слушать. Но поддержать и выслушать его необходимо: с Тоби он вряд ли станет откровенничать. С другой стороны, Тоби переменил свое мнение о Хьюитах. Но рано или поздно он доберется и до Филиппа. Не оставит камня на камне.

«Любого можно вывести из себя» – так она сказала Джуду. Кажется, это было давным-давно. А на самом деле только вчера.

– Вы же видели, что случилось в пабе? – спросил Филипп. – Вы находились там.

Берди кивнула, с нетерпением ожидая, когда сможет уйти.

– Я был сильно пьян. За ужином поссорился с отцом. Нет, не из-за Тревора Лэма – из-за ягненка. Того, которого он запер в сарае. Я просил отпустить его. Только одного. Этим вечером. В память о Дафне. – Его губы задергались. – Я повел себя по-дурацки. Как в мелодраме. Глупо было надеяться, что отец поймет. Даже упоминать о Дафне не следовало. Он никогда о ней не говорит. Отец назвал меня слюнявым придурком. Так и сказал. И я ушел. Направился в паб и напился. А потом стал задираться к Тревору Лэму. Ну и потерпел очередное постыдное фиаско. Как во всем, что я делаю. Я вернулся домой. Мама была одна, сидела в гостиной, в темноте. Отец укатил в Ганбаджи. Видимо, к женщине, которая у него там. Разумеется, маме он об этом не говорил. Но она знала. Как представлю, что отец бросил ее одну вчера вечером…

«И ты бросил, выставив себя на посмешище в пабе».

Почти мгновенно, словно Берди высказала эту мысль вслух, Филипп повторил ее:

– И я ее бросил, пошел в паб и выставил себя дураком. А отец – чтобы потешиться с какой-то проституткой. И мама сидела в гостиной у застекленной двери совсем одна, в темноте. Только часы тикали. Это было ужасно. – Он вздохнул. – Обычно она там не бывает. Если остается одна, то устраивается в кухне. В гостиную мама ушла потому, что там фотография Дафны и в комнате полно подарков, которые она получала от нее.

«Леда с лебедем. Искаженное ужасом и беспомощностью лицо девушки. Огромные крылья, опрокидывающие ее на землю…»

– Когда я вошел, она просто сидела там. Даже не встала при виде меня. Наверное, поняла, как я пьян, и велела идти в постель. Объяснила, что мне обязательно нужно лечь, потому что отец зарежет ягненка, когда вернется. Я заявил, что не позволю ему. Но мама молча взглянула на меня. Даже она понимала, что у меня не хватит духу.

Я вышел из дому и направился к сараю. Вернее, поплелся, шатаясь. Собаки подняли головы и загавкали. Они заранее были взбудоражены. Как всегда, когда в сарае запирали ягненка. Собаки знали, что это означает. Свежее мясо. Голова, за которую придется драться. Филипп с отвращением скривился, а Берди внутренне поежилась.