Агни Йога. Знамя Мира (сборник)

Посмотрите, какое к ним было отношение при Алексее Михайловиче, когда созданием иконного терема при дворце получилось как бы образование Академии, строго обставленной разными указами. Кроме разделения на жалованных и кормовых и на три статьи, иконописцы иконного терема разделялись по роду занятий на знаменщиков (рисовальщиков), лицевщиков (писавших лица), долицевщиков (писавших ризы и палаты), травщиков (пейзаж), златописцев, левкасщиков, терщиков. В круг занятий иконописцев Оружейной палаты кроме иконописи входило составление планов городов, рисунков для гравирования, работа для денежного двора, «а на кормовом дворе доски прянишныя писали и кадки яичные травами писали и столы травами писались, решетки и шесты, а также прорезные доски (для царевича), болванцы, трубы, печи» и т. д.; составление смет, сколько надо было материалу и сколько человек и во сколько времени могли окончить работу; прием красок, надсмотр за работами (хотя главный надсмотр поручался иногда стольнику и дьяку) и разбор новых иконников на статьи, и производство им испытания. Насколько ценились отзывы царских изографов, можно видеть из того, что при расписании Грановитой палаты Симон Ушаков с товарищами сказали, что «Грановитыя палаты вновь писать самым добрым письмом прежняго лутче и против прежняго в толикое время малое некогда; к октябрю месяцу никоими мэрами не поспеть для того: приходит время студеное и стенное письмо будет не крепко и не вечно». И работы начались на следующий год. Нет, это не подначальные серые иконописцы, а художники в широком смысле. Вот как в золотое время старого искусства заботились об уровне искусства и преследовали неискусных мастеров. Столичные иконописцы, имея пред собою образцы и учителей, могли не выходить из рамок, начертанных для живописцев еще Стоглавом и свято поддерживавшихся и впоследствии, но в захолустье весьма понятно, что художники не могли так строго соблюдать традиции, и подобные отступления доходили до сведения царя, вызывая его указы. «В 1668 г. стало ведомо Великому Государю, Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу…, что на Москве и его городах и слободах, и в селах, и в деревнях объявились многие (неискусные) живописный от неискусства воображение святых икон пишут не против древних преводов и тому их неискусному учению многие последуют и у них учатца, не разсуждая о воображении святых икон. А которые иконописцы начертанию и иконнаго воображения искусны и прежних мастеров иконнаго воображения преводы у себя имеют и от тех учение не приемлют и ходят по своим волям, якож обычай безумным и во разуме неискусным. К тому же в некоторой веси Суздальскаго уезда, иже именуется село Холуй и того села Холую поселяне неразумеющие почитания книг божественнаго писания дерзают и пишут святые иконы безо всякаго разсуждения и страха, их же честь святых икон по божестенному писанию не первообразное восходит. А те поселяне от своего неразумия то воображение святых икон пишут с небрежением. И В. Государь, ревнуя поревновах о чести святых икон, указал отписать в патриарший разряд, чтобы Великий Господин Святейший Иосаф, Патриарх Московский и всея Руси, благословил и указал на Москве и во градех воображение святых икон писати самым искусным иконописцам, которые имеют у себя древние преводы и то со свидетельством выборных иконописцев, чтобы неискусен иконного воображения не писал, а для свидетельства на Москве и во градех выбрать искусных иконописцев, которым то дело гораздо в обычай, а которые неикусны иконнаго художества и тем воображение святых икон не писать. А которые иконописцы живут в Суздальском уезде в селе Холуй и тем иконописцам впредь воображения святых икон не писать же и о том и о всем послать грамоты из Патриарша разряду».

Не подумайте, что иконописное дело застывало в мертвенном каноне и не было споров, как писать – нет, споры были. «Где указано лики святых писать смутно и темно? Кто посягнется юродству, будто темноту и мрак паче света почитать следует?…» Или: «Многие от (мастеров) пишут таковых же святых угодников, как и они сами: толстобрюхих, толсторожих, и руки и ноги, яко стульцы у кажнаго».