Агния Барто

В глубине души почти каждый сохраняет до конца жизни что-то детское. Оно может таиться годами, как еле тлеющий уголек под слоем пепла, и вдруг пробиться однажды ярким язычком пламени в каком-либо поступке человека. Дар детскости, о котором говорит писательница, в том, чтобы не дать этому пламени превратиться в едва тлеющий уголек. Детский писатель всегда остается немного ребенком. Такими были Чуковский, Маршак, Гайдар, Кассиль и многие из тех, о ком пишет Барто в своих «Записках». Определенно обладал даром детскости Владимир Маяковский. В высокой степени наделена им Агния Барто. Причем «детскость» ее проявляется не только в стихах. Подтверждением тому — сами «Записки», где Агния Львовна с неподражаемым юмором рассказывает о том, как она в течение многих лет «разыгрывала» Ираклия Андроникова (первый такой «розыгрыш» относится еще к 1940 году), где она приводит свои остроумные эпиграммы на Маршака («Почти по Бернсу»), на Михалкова («Я иду по улице»), на самое себя («Телефон»).

Но бывает и так, замечает Барто: «дар детскости есть, а знания современных детей нет». Отсюда — мелкотемье, бедность, ограниченность содержания, вторичность литературной формы. Подлинное знание детей, их жизни, бесчисленными нитями связанной с жизнью страны и мира, незамедлительно проявляется, как пишет Барто, «в умении увидеть новое, воодушевиться им, привлечь жизненный материал, найденный тобой самим», в результате чего даже «одна и та же тема будет решена разными поэтами по-разному».

Пожалуй, труднее всего писать стихи для детей от лица самих детей. «...Здесь,— говорит Барто,— явственно выступает малейшая неточность ребячьей интонации, каждая фальшивинка, подделка под «детскость». Детское «я», предупреждает писательница, отнюдь не условно. Вот почему «естественность интонации не просто слуховая память поэта, а способность художественно перевоплощаться в ребенка, и только дар полного перевоплощения охраняет автора от речевой фальши...»

Одна из специфических черт детской поэзии — простота формы. Но простота, не имеющая ничего общего с примитивом, с бедностью. Писательница приводит курьезное заявление некоего старичка: «Скучно быть пенсионером, думаю, не заняться ли писанием стишков для детишек, дело это не сложное».

Не странно ли однако: простое дело — писать «стишки для детишек», а по-настоящему интересных детских поэтов, не только из числа пишущих на русском языке, а и во всем мире, можно перечислить по пальцам?! «Простота детского стиха,— утверждает Барто, — это ясность мысли, точность слова, присущие народной поэзии: загадкам, поговоркам, пословицам, звонким детским считалкам, песенкам».

Долгий опыт убедил писательницу, что в строй детского стиха могут входит «все слагаемые стиха современного»: аллитерация и ассонансы, разнообразные ритмы, свободное чередование размеров и т. п., конечно, если поэт «сумеет сохранить при этом и внутреннюю дисциплину детского стиха, его музыкальность, простоту звучания каждой строки».

В главе «У кого я училась писать стихи» Барто рассказывает о том, какое влияние оказали на нее в юности «ритмическая смелость, удивительные рифмы» Маяковского, его приверженность большим гражданским темам, его влюбленность в детей («Вот это аудитория! Для них надо писать!»). «Принципам Маяковского я старалась (пусть ученически) следовать в своей работе, — говорит Барто. — Мне было важно утвердить для себя право на большую тему, на разнообразие жанров (в том числе и на сатиру для детей)». К. Чуковский обратил внимание молодой Агнии Барто на роль лиричности в детских стихах. Его дружеская критика оттачивала слух начинающего поэта к излюбленной Барто «вольной» ассонансовой рифме, побуждала избавляться от рифм, хотя и каламбурных, глубоких, своеобразных, однако же неуклюжих и неблагозвучных, по словам Чуковского, «чудовищных». Но, пожалуй, самое главное, что Корней Иванович заразил Барто «своей любовью к устному народному творчеству», горячо поддержал ее первые опыты в сатирическом жанре.

Сложными, но глубоко плодотворными оказались взаимоотношения Агнии Барто в начале ее творческого пути с Маршаком. «Чему я училась у него? — пишет Агния Львовна.— Завершенности мысли, цельности каждого, даже небольшого стихотворения, тщательному отбору слов, а главное — высокому, взыскательному взгляду на поэзию».

Добрым словом вспоминает Барто и других своих литературных учителей, среди которых видное место занимают сверстники писательницы М. Светлов и Л. Кассиль. С годами у Агнии Львовны выработалась потребность каждое новое стихотворение, прежде чем оно будет отдано в печать, по многу раз читать собратьям по перу, друзьям, знакомым. Этот своеобразный ОТК помогает довести произведение до высшей качественной кондиции. «Не каждый умеет или хочет высказать свое мнение и оценку,— говорит автор «Записок»,— но дошло ли стихотворение, можно уловить и без слов, даже по тому, как дышит человек в телефонной трубке. Читая другому, я сама яснее вижу пробелы стихотворения».