Агония

Только благодаря вмешательству родителей ссора не перерастала в настоящую потасовку. Если бы не угроза навсегда лишиться мороженого или до конца жизни спать на полу, Элли и Мика ссорились бы дни напролет — просто потому, что близнецы были похожи не только внешне, но и по характеру. В жилах обоих текла смесь итальянской и индийской крови, у обоих были курчавые волосы и живые темные глаза. Вступив в подростковый возраст, они по очереди становились то упрямыми и вредными, то медлительными и ленивыми; то они целый день с надутым видом валялись в постели, то вдруг переходили от мрачной угрюмости к безудержному веселью, так что все в доме ходило ходуном. «Безумие, чистое безумие, — вздыхала их учительница миссис Фулер, — не представляю, как вы с ними справляетесь».

Исчезновение Элли настолько потрясло Мику, что даже год спустя он все еще чувствовал себя таким же одиноким и потерянным, как и в тот вечер, когда сестра не вернулась домой. Но хуже всего, с точки зрения родителей, было то, что Мика никак не желал принять тот факт, что Элли умерла. Несмотря на все уговоры родителей, Мика отказался идти на похороны, он улегся в постель Элли и пролежал там целые сутки. Мика приходил в такую ярость, когда при нем заговаривали о смерти сестры, что родители не решались даже упоминать имя Элли. Он не позволил маме выстирать постельное белье Элли, потому что простыни хранили ее запах. Родителям казалось, что образ Элли, точно призрак, витает в воздухе, она словно встала между ними и сыном. Они чувствовали, что со смертью Элли какая-то часть Мика тоже умерла, и оплакивали обоих детей. Это было тяжелое время для всех троих, как будто солнце погасло, и весь мир превратился в одну огромную черную дыру.

Мика не верил в смерть Элли. Полиция сказала, что, скорее всего, Элли случайно оступилась и упала в разлившуюся реку. Но Мика даже представить не мог такую нелепость, Элли была не настолько глупа, чтобы «оступаться и падать». Для того чтобы «случайно свалиться в реку», ей надо было перелезть через ограждение, установленное по обеим сторонам мостков, и главное, на Элли были новые кроссовки, которые ей подарили на Рождество. Она так гордилась ими, что однажды чуть не убила Мику, когда тот случайно наступил ей на ногу. Элли ни за что не полезла бы через ограждение, скорее уж она пошла бы в обход, чтобы не наступить в лужу и не дай бог не промочить обновку.

Мика точно знал: Элли жива, но находится где-то очень далеко. Он чувствовал неразрывную связь с сестрой, эта связь, точно невидимая нить, протянулась сквозь пространство и время; иногда она натягивалась так сильно, что Мика ощущал почти физическую боль. Он злился на родителей за то, что те сдались и приняли смерть Элли. Мика не верил людям, которые пытались убедить его, что сестры больше нет, ни полиции, ни учителям — никому. Он ненавидел их всех. Мика замкнулся; уйдя в себя, он предпочитал в полном одиночестве дожидаться возвращения сестры.

В тот момент, когда Элли, удирая от преследователей, носилась в небе над Лондоном, лавируя среди Золотых Башен, Мика проснулся в холодном поту, сердце колотилось в груди как безумное. Он сел на постели и уставился в темноту широко раскрытыми глазами. Кажется, ему приснилась Элли? Но Мика никак не мог вспомнить, что именно он видел во сне.

— Элли? — прошептал Мика.

Он знал, что сестра не откликнется на его призыв, однако Мика чувствовал: рядом с ним происходит что-то странное. Он затаил дыхание и прислушался к ночным звукам. Вот за стеной скрипнула кровать — это отец ворочается во сне и бормочет что-то невнятное себе под нос. А потом Мика уловил какие-то странные шорохи, совсем не похожие на обычные звуки ночи. Мика насторожился. Да, на лестнице слышны приглушенные голоса. Люди стояли возле их квартиры. Мика не мог разобрать слов, но одно было ясно: на площадке собрались люди, очень много людей, и они стараются говорить как можно тише. Интересно, что бы это значило? Мика бесшумно соскочил с кровати. Наверное, надо разбудить родителей.

Нет, немного подумав, решил Мика, не стоит никого будить.