Старик было открыл рот, хотел возмутиться, мол, только супостат такому делу обрадоваться может, не сказал ничего и рот потихоньку закрыл. "А я ведь из ума выжил окончательно, - вдруг понял он. - Корней же меня отсюда при каких обстоятельствах не выпустит".
Корней кивнул, словно старик мысли свои вслух выразил.
- Вы понимаете, Савелий Кириллович, какая оказия получилась, - он откинулся в кресле, заложил ногу за ногу, говорил медленно, душевно, как с лучшим другом советовался. - Налоги властям за это заведение я плачу солидные. Жильцов же, сами понимаете, пускать не могу, хотя, заметьте, по нынешним временам гостиница дело прибыльное. Я бы, конечно, мог шепнуть, люди, уверен, меня поняли бы правильно: не для себя стараюсь, для людей, Савелий Кириллович, как считаете?
Старик хлопал глазами, соображая, ждут ответа либо так, для вида спрошено. Корней молчал, смотрел участливо.
- Оно конечно, - старик кашлянул. - Мальчики бы скинулись по грошику, подмогли.
- Дарья, зайди, дует у двери, простудишься, - чуть повысив голос, сказал Корней.
"Эх, стар я, стар, - думал Савелий Кириллович, глядя на вошедшую Дашу, которая улыбнулась безвинно и села за стол. - Девка со всеми потрохами его, а я, дурень, на нее рассчитывал. Замириться с ним надо, слово найти нужное".
Корней приложил ладонь к самовару, убедился, что не остыл еще, налил Даше чаю, подвинул мед. "А мне, гостю, не предложил", - отметил старик, но виду не подал, переставил на столе плетенку с сушками и сказал:
- На моей короткой памяти только Елену Ивановну Сердюк, которую народ за большой ум Мозгой называл, мужики к серьезной беседе допускали. Значит, ты, Дарья Евгеньевна, смышлена не по возрасту, если тебя сам, - он поклонился Корнею, - за стол сажает.
- Евгеньевна? - Даша непочтительно рассмеялась. - Моего отца мать не знала.
- Евгений Петрович Кучеров, - солидно ответил старик. - Подумаешь, секрет какой.
Даша посерьезнела. Почувствовав перемену в ее настроении, Корней решил снова завладеть инициативой:
- Люди мне верят, денежки бы нашли, Савелий Кириллович. Но не хочу я просить. Не от гордости, - просто знаю, как червонцы деловым достаются. За каждый целковый свободой, а то и жизнью рисковать приходится. Нехорошо такие деньги просить, непорядочно, - он взглянул на Дашу, оценила ли девушка его благородство. Девушка давно Корнея раскусила, улыбнулась тонко, опустив глаза.
- Ох, тяжела наша доля! - Савелий Кириллович вздохнул.
"Чем же твоя доля тяжела, старик? - подумала Даша. - Ходишь по людям, ешь, спишь, мзду собираешь. Сам чист, риску никакого, на черный день червончиков припас. Вот устроился мухомор, да еще жалуется ".
- Рассудил я так и решил занять у новой власти тысчонок несколько, сказал Корней. - Мне много не надо, полагаю, миллионом обойдусь.
Чуть не подпрыгнул Савелий Кириллович, засучил ножонками в подшитых валеночках. Даша вспомнила разговор с Корнеем, когда ночью он пришел к ней. Не из-за нее ли Корней на дело собрался? Кажется, купить ее хочет? И, будто отвечая на ее мысли, он продолжал:
- Я жениться решил, Савелий Кириллович...
- Так ты женат...
- То блуд один, перед богом холостой я, - Корней небрежно перекрестился. - Невеста у меня молодая, сам видишь. Ей наряди нужны, украшения разные. Чего разводить канитель, решил я сейф взять и возьму. Инструмента у меня не хватает, хотел изготовить, за человеком послал, а он вместо себя Хана этого прислал.
- Товарищ Мелентьев тебе справный инструмент сготовит, - хихикнул старик, - на две руки, лет на десять с гарантией. Что думаешь делать с парнем, как решишь? - он посерьезнел.
- Человек, видно, по металлу работает, а мне инструмент нужен, сторгуемся, думаю. Сговоримся.
- Значит, парень инструмент сготовит задарма?
- Я всегда за работу плачу по-царски, - ответил Корней. - Сколько дней работает, столько живет. А жизнь, она дороже золота.
- Высоко ты задумал. Корней. Милиция тебе своими руками поможет. Одобряю, такое дело людям понравится. Только кто же тебе этого Хана уберет?
- Да вас хочу попросить, Савелий Кириллович. Нынешние товарищи говорят, нет ничего сильней личного примера, - Корней обращался к Даше, приглашая посмеяться вместе. - Вы, уважаемый, все поучаете, пора и самому замазаться. Не пожелаете? Или вы свою жизнь меньше милицейской души оцените?
- Слыхала, дочка? Если сама жива будешь, повторишь его слова людям. Я тебя. Корней, не боюсь, ты меня пальцем тронуть не посмеешь, - всю жизнь провел Савелий Кириллович среди воров и убийц, твердо знал: клин вышибают только клином. От страха и безысходности он так обнаглел, что сам в свою ложь поверил. - Люди знают, куда я пошел. Ты спроси своего Лешку, он видал, как я с Митей Резаным прощался. Митя про тебя нехорошо думает, Корней. Он совсем нехорошо думает, ведь брательника его замели на третий день, как тот от тебя ушел.
- Ты что? - Корней даже привстал.