Агония

Костя не ответил, скоро они в тот вечер расстались. Даша не звонила неделю. Костя брал банду, в перестрелке его контузило. Отлеживаясь на диване, думал о Даше. Не простая она, видно, жизнь девчонку не по шерстке гладила. И решил, что, прежде чем в прислуги устроиться, уличной была. Каким ни был Костя сознательным, однако от мысли, что Даша в прошлом проститутка, ему стало хуже.

Врач сердился, грозил, что если Воронцов не прекратит о работе думать, то положит в больницу. Даша позвонила, и они снова встретились.

Роман молодых отметил двухмесячный юбилей, когда Мелентьев получил данные на Корнея и начал комбинацию, которая называется "Ввод сотрудника в среду".

- Так отвечай, где ты руки целовать научился? - спросила Даша, думая о том, что оно так в жизни и ведется: начальник на свиданке, а из подчиненного сейчас Корней душу вынимает.

Глава седьмая

БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ!

На третий день пребывания беглецов в гостинице произошло невероятное: исчезла хозяйка заведения - Анна Францевна Шульц. Утром, как обычно, ровно в восемь у конторки появился ее супруг. Тихий и бледный, не поднимая глаз, Шульц прошелся по пустому холлу, в две минуты девятого удивленно взглянул на часы. Еще через три минуты он подошел к четвертому номеру (супруги спали в соседних комнатах) и деликатно постучал. Никто не ответил. Он постучал решительнее и позвал:

- Анхен! Дорогая, ты встала?

Не получив ответа, он нажал на ручку - дверь оказалась не запертой. На аккуратно застеленной кровати лежал конверт, а в нем - листок с одной фразой: "Будьте вы прокляты!"

Шульц не изменился в лице, не схватился за сердце, положил конверт в карман, открыл шкаф, убедился, что отсутствуют небольшой чемодан и шкатулка с драгоценностями.

Через несколько минут на зеркальном стекле парадной двери красовалось объявление: "Гостиница закрыта на ремонт". Швейцар Петр, расплющив о стекло нос, с минуту наблюдал за пустой улицей, потом пробежался по холлу и коридору первого этажа с мокрым веником, задержался у напевающего самовара и крикнул:

- Дарья!

Даша понесла Сынку и Хану завтрак, дверь второй день не запиралась, девушка ее толкнула подносом и вошла в номер.

- Мальчики, с добрым утром.

- Здравствуй, Паненка, - ответил стоявший на голове Сынок.

Хан выглянул из ванной, изо рта у него торчала зубная щетка; приветственно махнул рукой, хотя находившаяся в другой комнате Даша видеть его не могла.

- Степан, язык проглотил? - спросила Даша, повысив голос.

- С добрым утром, сестренка! - отозвался Хан.

- Черен ты для братца.

- Даша прошла через спальню, увернувшись от Сынка, который, продолжая стоять на голове, пытался схватить ее за руку.

Хан, намыливая лицо, взглянул в зеркало.

- Я поздоровался...

- Где Анна? - Даша схватила Хана за плечо, повернула к себе лицом.

- Анна? - Хан изобразил удивление. - Наверное, завтракает?

- Слушай, Степа, - Даша присела на край ванны, - я слышала, как ты ночью ее дверью скрипел. Анны нет в "гостинице, похоже, она ушла с концами. Где она?

- Верно, мы засиделись поздно, чай пили, - Хан пожал плечами. - Анна сказала, как обычно, до свидания.

- Врешь! Она, старая дура, в тебя, сосунка, влюбилась! Это же все видели. Думаешь, Корней не знает? Что ты ей наплел? Куда она рванула?

Хан сжал девушке руку так, что пальцы побелели. Даша зашептала:

- Ты, татарин, на мне силу не выказывай, - выдернула руку. - Еще раз тронешь, я тебя без Корнея порешу. Понял? Я тебя, ирод, спрашиваю, понял?

- Ладно, сестренка...

- В роли Джульетты - известная артистка Паненка. Ромео - Степан, кликуха - Хан, - сказал Сынок, наблюдавший за ними из-за приоткрытой двери. - Немочка сорвалась? Ай-яй-яй! Беда! - он ерничал, улыбался вроде бы, но смотрел серьезно. - Человек сошел на берег. К чему бы это? Не первая ли крыса бежала? Дали течь, идем ко дну?

- Брось, Даша, чего я Анне мог такого сказать? - спросил Хан, когда они все уселись в гостиной за стол.

- Жила, жила - и вдруг в бега кинулась? - Даша задумалась.

- Мужика она своего не любила, - ответил Хан. - А что вдруг - это со стороны так кажется. Может, копилось у нее годами, а ночью через край хлынуло? Женщина молодая, собой хороша, разве здесь для нее жизнь? Сестренка, это же тюрьма! - он постучал пальцем по столу.

Сынок молча наблюдал за сокамерником, как он порой называл Хана, и удивлялся. Скажи, разговорился молчун! Не всполошился, что немка сбегла, не горюет. А вроде сам втюрился. И не жалко ему? Может, теперь и не свидятся?

- Много ты тюрем видал. Спишь, жрешь, как барин...

- Есть и спать корове сладко, - перебил Хан. - Да не об этом речь. Ушла Анна? Откуда известно, что совсем?

- Известно, - Даша встала. - Так ты ни при чем? Понятно. Гляди, Хан... - и вышла.

Сынок отхлебнул остывшего чаю, отрезал ломоть хлеба, сделал бутерброд с колбасой, подумал, приложил сверху ломоть сыра.

- Шамовка здесь точно не тюремная, - сказал он и откусил чуть не половину.

- Чего же Анна мне-то не шепнула, что уходить задумала? - Хан тоже потянулся к еде. - Где искать теперь? Москва - город... да и осталась ли? Может, катит куда, колесики уже постукивают...