Агония белой эмиграции

Авантюристы и бандиты, выступавшие под флагом «Народного союза защиты родины и свободы», совершенно дискредитировали себя в глазах населения. Как писал один из очевидцев, они жили по принципу «хоть день, да мой»⁴⁷. «Центр» верил всяким «проходимцам и краснобаям», отпуская им большие авансы. Новоиспеченные начальники участков, созданных под покровительством польского генштаба в разных пунктах польско-советской границы, требовали людей, денег, водки. Кутежи, пьянство, мошенничество стали обычным явлением. На «участках» пропивали все, что только можно было пропить. Между тем штаб союза, разместившийся в роскошной варшавской гостинице «Брюль», разрабатывал «гигантские» планы движения по линиям железных дорог, взятия Бобруйска, Смоленска, Витебска, Гомеля и даже наступления на Москву. Виктор Савинков, которому вряд ли, по словам автора сохранившейся в архиве записки, «можно было бы доверить командование эскадроном или батареей», руководил здесь организационной работой. Кто видел его бестолковые, торопливые приемы, присутствовал на бесконечных совещаниях, пишет этот автор, тот, наверное, «вынес впечатление, что не тут будет найден рецепт спасения России».

Попытка организовать наступление в августе 1921 г. полностью провалилась. Генерал-майор Матвеев, который должен был возглавить эту операцию, монархист по убеждениям, как его характеризовали, вскоре переметнулся от Савинкова к сторонникам Врангеля в Польше, а потом был интернирован польскими властями.

Советское правительство в ноте правительству Польши 4 июля 1921 г. потребовало (на основании статьи 5 Рижского договора) ликвидации на польской территории организаций, действующих против Советской России, Белоруссии и Украины, и изгнания их руководителей. Рассказывая на судебном процессе о том, как его выслали из Польши, Б. В. Савинков говорил: «Я садился в поезд, и сердце мое радовалось. Слава тебе, господи, я уезжаю из этой проклятой страны, я радовался, что вы меня выкинули вон»⁴⁸. Эти слова вызвали тогда смех в зале. Слишком уж одиозна была фигура этого человека, вся политическая биография которого состояла из полных неожиданности скачков. Близко знавший Б. Савинкова английский дипломат и разведчик Р. Локкарт, вспоминая потом черты его характера, заметил: «Савинков так долго прожил среди шпионов и провокаторов, что, подобно герою одного из его романов, в конце /53/ концов сам не мог разобраться толком, кого он в сущности обманывает — своих врагов или самого себя»⁴⁹.

Обманывал Савинков и на суде. Это видно из хронологической записи обстоятельств его высылки из Польши, — записи, сделанной рукой Савинкова. 6 сентября сам Ю. Пилсудский попросил Савинкова недели на три уехать из Варшавы. И он едет в Прагу, там встречается с президентом Т. Масариком и министром иностранных дел Чехословакии Э. Бенешем, ведет с ними «длинные и важные» разговоры. Затем едет в Париж. 26 октября (уже после подписания представителями РСФСР и Польши протокола о высылке Б. Савинкова и др.) он без визы возвращается в Варшаву и немедленно сообщает свой адрес польскому министру иностранных дел Скирмунту. 27 октября тот принимает Савинкова, обещает передать его протест совету министров. Б. В. Савинков и его заместитель Д. В. Философов выступают в комиссии сейма по иностранным делам и находят там сочувствие. Вечером 28 октября Пилсудский неофициально встречается с Савинковым. Беседа длится четыре часа. Пилсудский заявляет, что как конституционный глава государства он сделать ничего не может и вынужден оставаться «негодующим свидетелем нарушения права убежища». 30 октября французский посол в Варшаве говорит Савинкову, что, по его мнению, поляки сделали ошибку. Пилсудский присылает к Савинкову своего адъютанта полковника Веняву-Длугошовского сказать, что уверен — не пройдет и трех месяцев, как Савинков получит приглашение вернуться в Варшаву. Вечером того же дня его с полицией высылают на чехословацкую границу. На вокзале собирается толпа провожающих, среди них представитель военного министерства полковник Медзинский. Он в форме и демонстративно при всех целует Савинкова⁵⁰.

Через месяц после высылки Савинков пишет из Парижа своей матери С. А. Савинковой, что «политически он выигрывает»: на Украине у петлюровцев повторяется его имя, на севере тоже его друзья…⁵¹ Огромное честолюбие не позволяет ему реально смотреть на положение вещей. Он утверждал потом, что в 1922 г. уже не работал энергично против Советской России. Судя по документам, наоборот, в это время у Савинкова наблюдаются длительные приступы активности. Он всюду ищет поддержки и получает ее прежде всего от Генерального штаба и Министерства иностранных дел Польши.