Агония Хана

Выдохнул и с гортанным стоном вцепился губами в ее рот, сдавливая золотоволосую голову обеими руками, толкая Ангаахай к поручням. Удерживая одной рукой за затылок, другой быстро расстегивая ширинку, приподнял ее ногу, удерживая под коленом, отводя в сторону, и мощным толчком вбился внутрь ее тела. И закатил глаза от адского наслаждения. Ощутил, как стенки влагалища сжали его каменный, налитый похотью и кровью член, и как болезненно зудит воспаленная возбуждением головка от желания сейчас же извергнуться в горячее лоно кипящей спермой.

Эта жажда сожрала его и обглодала ему кости, превратила в безвольное и дрожащее от едкой похоти существо. Стискивая челюсти и впиваясь взглядом в ее глаза, такие затуманенные, подернутые поволокой, прижимается грудью к ее голой груди, чувствуя, как острые соски царапают ему ребра. И его трясет от желания трахать ее, от желания драть до чертей в глазах так, чтобы кости крошились у обоих. Эта невыносимая лебединая красота – как обнаженная, вызывающая похоть, ломающая волю и наслаждающаяся властью, ее властью над ним. Извечной. С той первой секунды, как увидел там…в свадебном платье и ощутил, как все тело передернуло от сильнейшего прострела и сдавило сердце. Уже тогда знал – она его. Навеки. И даже проклятая смерть их никогда не разлучит.

Как и сейчас…ведь у нее не получилось. Его золотая девочка здесь, с ним. Пришла его утешить и забрать боль себе…

Намотал волосы на запястье и потянул назад, заставляя женское тело выгнуться, все еще не делая ни одного толчка, разглядывая, любуясь каждой линией ее шеи, груди, лица и вздрагивая от того, как мышцы ее влагалища сладко стискивают его плоть в нетерпении, как она дрожит и подается вперед в ожидании ударов его члена. И его крошит на осколки, потому что он не чувствует суррогат…не чувствует, что в его руках жалкая замена…он чувствует именно ее. Ментально. На каком-то призрачно фантастическом уровне.

И сделать первый длинный и резкий толчок, взревев от долбаного сумасшедшего наслаждения. Настолько пронзительного, что его всего самого выгнуло назад с едким оскалом на губах от невыносимости удовольствия. Вцепился в нежные бедра руками и остервенело, дико принялся насаживать на свой член. Затыкая ей рот поцелуями, вбивая в него свой голодный язык, сплетаясь с ее язычком, глотая его, втягивая в себя.

По спине под рубашкой ручьями течет пот, катится вниз между лопатками и смешивается с ароматом ее соков. Она мокрая…она течет для него. Ему адски тесно и адски скользко внутри ее тела. Перегнуть ее назад, над водной бездной, приподнимая за бедра, и усаживая на край поручня, и вбиваясь все сильнее, все яростней, все быстрее. Ощущая, как головка члена упирается в матку, как шёлковыми спазмами выжимает из него рев удовольствия ее плоть. И как она замирает на секунду, а потом с громким стоном кончает, и он рычит от этих быстрых и судорожных сокращений, которые тут же срывают его в пропасть, заставляя извергнуться в содрогающееся лоно струей ослепительно-жгучего оргазма. Не отпуская ее губ, накрывая их своими, глотая собственные хрипы и ее стоны.

Выпустил из объятий, осторожно опуская на землю. Глядя на нее исподлобья…чувствуя, как вот-вот накроет разочарованием, и видя, как в ответ ее глаза снова блестят от слез, словно отражая его эмоции. И он…он не хочет видеть эти слезы, он не хочет им поверить. Развернулся и пошел к дому. Не оборачиваясь. Потому что обман стал слишком настоящим, потому что хотелось вернуться, взять ее на руки и унести к себе, унести и, уткнувшись лицом в ее волосы, выть от боли, выть и чувствовать, как ее маленькие пальчики гладят его волосы…Но как можно хотеть то, чего нет. Ведь и ее на самом деле нет…

Достал сотовый из кармана.

– Летим на шахты. Готовь самолет и людей. Я хочу найти мразь, которая это сделала.

– Дом горит, Хан!

Эти роковые слова в рации. Оглушающие до звона в ушах, до дикого ступора. И громкий рев пилоту.

– Назад! Поворачивай назад! Мать твою! Сейчааас!

И у него дежавю. У него нескончаемая смерть в голове, она обволакивает сознание черными пятнами, она заставляет сходить с ума. И он представляет себе, как некто…некто хочет отобрать у него самое дорогое, снова, хочет отобрать все, чем он живет и дышит, и он…он не в силах ничего сделать. Он в проклятом самолете, пока горит его душа. Там… в том доме горит вся его жизнь и ее смысл.

Он не помнит, как вернулся обратно, не помнит, как машина неслась по городу к особняку, вокруг которого собрались полицейские, пожарные и машины скорой помощи. Хан выскочил из автомобиля и бросился к дому, растолкав тех, кто пытался помешать ему ворваться в полусгоревшее здание. И он прыгает по ступеням дома. Через одну. Вперед, не чувствуя жара, не чувствуя ничего кроме дикого, животного страха, отчаянной паники.