Агония Хана

Если не успел, он сдохнет прямо здесь, среди этих углей, он сам лично разорвет себе глотку и сдохнет. И этот страх за детей и за НЕЕ. Он до истерики пульсирует в перенапряженных венах. Орет имена детей, зовет деда… но в доме никого нет. В доме только запах гари, дыма и…смерти. Ему кажется, что он чувствует этот адский запах смерти. Он его наполняет изнутри и разрывает ему внутренности. И он не может больше кричать. Он обессиленно хрипит их имена. Он мечется по тлеющим углям, он хватает обгоревшие игрушки и даже не может выть. Его рот просто открыт в немом вопле. Это конец…если кто-то хотел его убить, то у него получилось…он в агонии, он задыхается. Это даже не боль. Это нечто невыносимо разрушающее сознание и разум. Медленно опускается в пепел, трогает его пальцами, перебирает, сжимает в кулаках.

– Хан…их трупов нет, слышишь? Трупов здесь нет!

Он слышит и не слышит. Он стоит на коленях и смотрит в одну точку. Опять на коленях, и чувствует, что теперь он с них точно не встанет. И…больше не хочет вставать. Рука медленно тянется к поясу штанов, вытаскивает кинжал. Один удар прямо в горло, и наступит долгожданный конец. Сейчас самое время. Сейчас. Потому что он не вытерпит. Это слишком. Это, мать их, слишком даже для него.

– В доме нет ни одного трупа! Значит все живы! Слышишь меня? Они живы!

Арсен дернул его за плечо, но он не слышал. Приставил острие кинжала к кадыку и в эту секунду был опрокинут на спину сильным ударом. Сцепился с тем, кто мешает резануть по глотке, но слишком обессилел. После дикой схватки на полу оружие выбили и его самого оседлали и придавили к полу.

– В доме никого из них не было! Есть жертвы среди слуг! Батыра, твоих сыновей здесь нет! Успокойся! Слышишь? Хан! Успокойся!

Замычал, дергаясь всем телом. Сопротивляясь и постепенно затихая с рычанием, глядя впереди себя, покрасневший от напряжения, с расширенными глазами, с бордовыми сетками лопнувших сосудов, и от усилия скинуть с себя своего тренера и единственного, кто последнее время постоянно рядом…но так и не занял место Дарива. Не приблизился настолько. Не стал другом.

– Нет их здесь! Погибли только слуги! Бараки сгорели дотла!

Одним рывком скинул с себя Арсена, и тот отлетел на несколько метров, а он вскочил и побежал туда…на задний двор. К баракам. Спотыкаясь, падая на землю, ударяясь о нее лицом, снова вставал и бежал, пока не остановился у сгоревших развалин. Тяжело дыша, смотрел, как струится кое-где дымок, как летает в воздухе пепел. Боль достигла своего апогея, что-то щелкнуло внутри, и он обледенел. Он стал холодным. Покрылся весь с изнанки инеем. Обернулся к Арсену и глухо, сорванным голосом спросил:

– Где трупы?

– За корпусом столовой, их сложили там на траве. Ждут труповозку.

Оттолкнул Арсена и тяжелой поступью пошел за сгоревшее здание с черными глазницами окон и развалившейся крышей, ступая по пене и обугленным обломкам. Черные мешки были сложены рядами. И с каждым шагом его трясло все сильнее. Он открывал их один за одним. Всматривался в жуткие гримасы одной из самых мучительных смертей, всматривался и искал ее…но не находил. Полз от мешка к мешку, раздирал замок дрожащими руками и двигался дальше. Пока не осмотрел всех. Нет, облегчения не было. Скорее, какое-то дикое отупение и адская, невыносимая злость. Такая, что кажется, сейчас лопнет все внутри. Потрескается каждый сосуд.

– Где остальные?

– Пока сидят в беседке, кому-то оказывают помощь, кого-то увезли в больницу.

– Есть списки пострадавших?

– Да. Их уже составили.

– Дай сюда!

Арсен протянул бумагу, чуть помятую и неаккуратно сложенную вдвое. Хан быстро пробежался по ней взглядом, выискивая имя Алтан. Не нашел. Легче не стало. Он по-прежнему ощущал себя обледеневшим. Как в дикий мороз, когда тело настолько замерзает, что не чувствуешь пальцев, рук и ног. Не чувствуешь собственное лицо.

– Пусть найдут моих сыновей и деда. Кто-то их видел?

– Сейчас твои люди допрашивают охрану дома и…

– Охрану?

Обернулся к Арсену, и лицо злобно оскалилось безумной, дикой яростью.

– Всех. До единого собери в дальнем сарае. Сейчас. И избавься от полиции, пожарных и врачей. Я хочу, чтобы все, на хрен, убрались отсюда.

– Там следак кого-то опрашивает.

– Пусть исчезнет. Потом опросит.

– Понял, Хан.

Покрутил в руке кинжал и сунул обратно за пояс штанов. Оледенение не проходило. Достал сотовый, набрал номер деда. Автоответчик. Отключил звонок. Автоответчик лучше, чем длинные гудки без ответа. Никакой ясности в голове. Один туман и тупая боль в висках. Убийства на шахтах были отвлекающим маневром, чтобы выманить его из дома. Дома, в котором находится предатель…или кодло предателей.

И он хотел знать здесь и сейчас – кто…кто причастен к пожару, исчезновению сыновей, деда и Алтан.

Их связали по рукам и ногам и согнали в кучу. Трясущихся, жалких, стоящих на коленях. Пока Хан молча смотрел на них, сканируя перекошенные от страха лица, двое его преданных людей обливали сарай изнутри бензином. Арсен стоял у Хана за спиной с зажигалкой в руке.

– У каждого из вас есть минута, чтобы признаться. Одна. Единственная. Минута.