Читаем Агония Хана полностью

Говорить молча…Оказывается, это возможно. Никогда бы не поверила, но это возможно. Мы смотрели друг на друга короткими взглядами, и я видела, как по огромному изувеченному телу проходит дрожь, и эта же дрожь пробегала по моей коже. Ответной реакцией. Как будто передаваясь волнами от одного к другому. Эта невидимая колючая проволока, которой мы с ним наглухо примотаны друг к другу, туго стянула наши сердца, и если шипами проткнуть одно из них – другое закровоточит. Эта связь вернулась…И стала сильнее, в миллиарды сильнее. Да, мы могли с ним превратиться в пепел. Много раз. Бессчётное количество раз. Но эта проволока, эти острые и жестокие шипы держали нас, как единое целое. Больно держали, жестоко, кроваво. Мы с ним выбрали друг друга, выбрали там, где никто и никогда бы не выбрал.

Тамерлан…любимый. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Не отдаляйся, не причиняй себе боль. Мы все переживем вместе. Вдвоем мы сильные, несокрушимые. Это все такие пустяки. Мы сможем. Я бы не хотела знать, как он догадался – кто я на самом деле…что почувствовал, когда понял. Потому что я каждой молекулой своего тела чувствовала эту агонию, в которой он содрогался всей своей искалеченной душой с той секунды, когда понял. И…как увечил себя с этими жуткими мыслями о том, что причинил мне страдания. С каким наслаждением он наносил себе все эти жуткие раны, наказывая себя за меня…наказывая за каждое слово, за каждую слезу.

Когда-то давно, после рождения Галя он сказал мне слова, которые я запомнила на всю жизнь.

– Если я почувствую твою боль, Ангаахай, я свихнусь. Если эту боль причиню тебе я – я сдохну.

– Ты не способен причинить мне боль, Тамерлан.

– Ты не знаешь, на что я способен, птичка.

– Я тебя знаю лучше, чем ты сам.

Привлек меня к себе, пряча мое лицо у себя на груди.

– Да…иногда мне именно так и кажется. Что ты знаешь меня намного лучше. И с тобой я становлюсь лучше, чем я есть на самом деле.

Если бы я была рядом, я бы никогда не позволила. Лучше бы избил меня до смерти, чем так над собой издевался. Каждый вздутый шрам, каждый ожог словно откликался внутри меня, словно повторялся на моей коже фантомными болями. Но…для меня ни один из них не уродовал его. Я как будто их не видела. Для меня он был прежним Ханом. Ни один из них не скрыл от меня его настоящий образ. И не было никого красивее моего мужчины.

Тамерлан от меня на расстоянии вытянутой руки. Но я не могу к нему прикоснуться…а он не может прикоснуться ко мне. Потому что под потолком крутится глазок камеры. И Хан, и я знаем, кто за нами наблюдает. Одно неверное движение, и сука поймет или заподозрит что-то, и тогда мы будем обречены. Любое мое движение может выдать нас… а я до боли в суставах, до адской жажды хочу коснуться его рук, его лица. Хочу молить его не винить себя, хочу прижать его к себе и закрыть от всего этого ужаса, в котором мы оба очутились. Видеть и не касаться. Это все равно что пытаться вздохнуть и не получать кислород. И я, как рыба, выброшенная на берег, задыхаюсь в диком желании тронуть хотя бы кончики его пальцев. Но трогать могу только взглядом…и иногда мне кажется, что он этот взгляд чувствует. Смотреть тоже нельзя. Долго. И я смотрю урывками. Пожираю взглядом и отворачиваюсь. Иногда мне невмоготу, и я плачу. Он отворачивается, и я вижу, как сжимаются руки в кулаки, как белеют костяшки пальцев. Но все же рвется ко мне, хватает за горло, вдавливает в решетку нарочито грубо, и наши глаза впиваются друг в друга. В черных безднах отражение моих слез. Он дает их мне увидеть. Наклоняется к моему лицу с адским оскалом и проводит языком по моей щеке, слизывая соленые капли. И только я ощущаю дрожь его огромного тела. Огромная, вся покрытая порезами ладонь грубо трогает мое лицо, шею, сжимает грудь…левую, точнее, под грудью. Он дышит все чаще. И нет, это не возбуждение. Я знаю, что он слушает биение моего сердца, и его глаза все сильнее наполняются влагой. Она больше не сочится по его щекам. Она стоит там на дне черных бездонных измучанных глаз. Это длится так бесконечно быстро. Так невыносимо быстро, что мне хочется закричать от разочарования.

Потом снова швыряет обратно на мое место. И я понимаю, что эта деланая жестокость дает нам возможность тронуть и увидеть друг друга вблизи.

– Что ты там ее лапаешь. Трахни еще раз.

Кулаком по решетке, и наглая тварь затыкается, отпрянув вглубь своей камеры, потому что Хан одним движением большого пальца проводит по своей шее, потом показывает на придурка.

Перейти на страницу:

Похожие книги