в своем течении так тесно переплетается со всеми перипетиями истории античного города, что ее едва ли можно было бы рассматривать отдельно от них. Лишь в виде редкого исключения дошли до нас ясные известия об отношениях в тех имевших громадный количественный перевес областях, которые не имели городской организации и, конечно, лишь весьма немногие известия о порядках, существовавших в городских территориях — до возникновения города, а главное, почти никаких известий не дошло до нас из уст самих народов. Древнейшая еврейская традиция, которая, должно быть, была редактирована до возникновения у этого народа городской организации, создалась все же в среде, испытавшей на себе влияние вековой городской культуры и владычества чужеземных культурных народов, и, кроме того, еще до сих пор нельзя установить, в какой мере действительно «древнейшие» части ее подвергались позднейшей ретуши. Но и на Западе, где мы застаем народы на гораздо более примитивных стадиях, чем египтян и вавилонян, дело обстоит едва ли иначе. Чем собственно была первоначально «волость» («Gau»)[49], каков был социальный строй «деревни» («Dorf») до того, как началась на почве военного дела дифференциация (о ней речь впереди)? Делать об этом заключения на основании тех немногих сведений, какие мы имеем об этих учреждениях в историческое время, хотя бы и в тех местах, где не существовало тогда городского строя (как, например, в Аркадии, Самниуме, Персиде[50]), невозможно, конечно, уже потому, что нельзя знать, в какой мере то состояние, в каком эти учреждения в это время находились, являлось уже продуктом влияния находившихся в непосредственном соседстве городских областей. Тем более, очевидно, не может быть разрешен окончательно и бесповоротно вопрос, к какому времени восходят такие учреждения, как, например, фратрии, филы, курии, трибы[51], наконец, также и «роды». Ибо для этого предварительно надо получить совершенно определенный ответ на вопрос: подходит ли, в частности, «фратрия» (по общераспространенному взгляду самое древнее учреждение) к известным в этнографии типам или нет. В последнем случае, несмотря на все возражения, представляется наиболее вероятным, что она является продуктом уже вторичного, обусловленного военными требованиями развития.
Из различных воззрений на исторический исходный пункт античной социальной истории, которые пользуются почти всеобщим признанием, во всяком случае, одно
в настоящее время уже является прямо-таки несостоятельным (если не иметь в виду, может быть, некоторых граничащих с пустыней восточных общин): это — вера в первоначальную «бродячую» жизнь («Nomadenleben») западных народов, т. е. в существование у них первобытной эпохи, которая знала одно лишь скотоводство и вовсе не была знакома с земледелием. И та роль, которую повсеместно, как это доказано, играет скот как главная составная часть движимого владения (имущества), а вследствие этого и как важнейший объект обложения и обмена, и обладание скотом как главная основа социальной дифференциации и (наряду с металлическими украшениями и драгоценным оружием) как главная составная часть имущества вождя, и уход за скотом как специально мужская (и поэтому достойная и человека благородного сословия) работа, не могут служить подтверждением этого мнения. Даже если в отдельных случаях правдоподобная гипотеза, будто по крайней мере господствующие роды (Herrengeschlechter) произошли в результате нападений чисто пастушеских племен и покорения ими оседлых земледельцев и представляется вероятной, в общем и целом она оказывается неприемлемой, потому что античное аристократическое государство (Adelsstaat) особенно рано и сильно развилось как раз в прибрежных местах, и там известны иные источники господствующего положения царей и знатных граждан. Но как было с социальной стороны организовано земледелие (которое восходит к доисторическим временам, как мы их себе представляем) всех интересующих нас народов, в их крестьянскую «первобытную эпоху», об этом нельзя узнать ничего достоверного. То, о чем можно составить существенно более ясное понятие, это — известные стадии этой организации, которые в известной мере, по-видимому, повторились у всех тех «античных» народов, от Сены до Евфрата, которым вообще было известно городское развитие.