Аграрная история Древнего мира

Уже в обоих названных сейчас типах (представленных, само собой разумеется, в самых разнообразных оттенках «чистоты») может сказываться влияние менового хозяйства (Verkehrswirtschaft). Развитие второго типа, как общее правило, вообще связано с тем, что вождь (der H"auptling) — вроде того, как «короли» Камеруна перед немецкой оккупацией (отчасти и после нее) — монополизирует внешнюю торговлю или же, по крайней мере, облагает ее теми или иными пошлинами и таким образом собирает «сокровищницу», эту непременную опору всех первобытных «царей» — как Нибелунгов[57], так и микенских царей, иудейских (см. меры, принятые теократией против накопления сокровищ во Второзаконии[58]), персидских, индийских. В связи с этим происходит экономическое подчинение крестьян: легенда об Иосифе[59] (Бытие. 47, 15–26) в типической форме изображает этот процесс: ссуду хлебом для потребления и для посева в трудные годы с отдачей за это скота, земли и себя самого в долговую кабалу и с получением земли и скота обратно на праве колона с уплатой части урожая. Приведет ли дальнейшее развитие к состоянию, изображенному под рубрикой 3 («аристократический полис) («Adelspolis»), или же к состоянию, изображенному под рубрикой 4 (бюрократически управляемое царство-город) (Bureaukratisches Stadtk"onigtum), очевидно (см. ниже), зависит от сложных, отчасти географических, отчасти чисто исторических условий. Но, разумеется, в обоих этих типах в общем степень прямой эксплуатации рабочих сил подданных в «вотчинной» («grundherrlichter») ли форме, или в «государственной», для покрытия ли потребностей господствующих родов или царского ойкоса, обратно пропорционально развитию частного оборота в области внутреннего обмена. Но, поскольку основу власти составляют подати, оба эти типа сами по себе занимают нейтральное положение в отношении к земельному обороту. Наследственные права на владение и (в аристократическом государстве вотчинные (grundherrliche), а в монархическом — обусловленные военными соображениями) ограничения земельного оборота существуют, конечно, повсюду. Но царь, стоящий во главе бюрократической монархии (der bureaukratisehe K"onig) (рубрика 4), после образования своего, лично ему «принадлежащего» («geh"origen») войска и системы чиновников и податей, может легко примириться со свободой земельного оборота. Знатные роды желают этой свободы для крестьянского владения, потому что их положение опирается на земельное барышничество. Но владение самой знати (der adelige Besitz) (фактически или юридически) является связанным благодаря образованию знатных родов (Adelssippe) (gens). Наоборот, деспот, как показал еще Наполеон, политически заинтересован в том, чтобы без исходящего от него специального письменного разрешения не могло возникнуть никаких патримониальных[60] владельческих прав на землю. Поэтому «тиран» ограничивает скопление земли в одних руках там, где это может произойти (Эллада), и, наоборот, не препятствует дроблению земли там, где оно происходит (Восток).

Из 4-го типа, т. е. из бюрократической городской или прибрежной-речной монархии (Stadt-oder Stromufer-K"onigtum), царю которой войско и чиновники «принадлежат как крепостные (als Leibeigene «geh"oren»), а «подданные» несут барщину (Robot) и платят подати, развивается, по мере рационализирования способов покрытия государственных потребностей,

(5.) деспотическое, опирающееся на литургии государство (der autorit"are Leiturgiestaat), которое планомерно стремится покрывать свои потребности при помощи сложнейшей (kunstvolles) системы государственных повинностей и смотреть на «подданных», как на простые объекты.

По своей формальной сущности эти повинности являются: 1) прямыми барщинами (direkte Robot) для надобностей двора и государства; 2) организованными на основе этой барщины и иного рода разнообразных прав принуждения монополиями; 3) податями, притом часто главным образом денежными податями или равноценными имущественными взносами, которые, однако, системой принудительного поручительства за их правильное поступление создают ту характерную черту прикрепления к функции, которая так часто присуща восточным деспотиям. «Свободе оборота» это государство не препятствует, поскольку она не мешает его фискальным целям, — наоборот, оно прямо покровительствует ей, где только оно может путем обложения воспользоваться ею для своих фискальных целей.