Аграрные программы российских политических партий в начале ХХ в.

Значительная часть националистов была не согласна с тем, как проводилась ликвидация общины, и была недовольна ростом на ее развалинах крупного земледевлальца. К удивлению правых аристократов он, землевладелец, все больше напоминал не маленького помещика, а маленького буржуа, получившего посредством Крестьянского банка слишком легкий доступ к дворянским землям, чей объем продолжал стремительно сокращаться без всякой крестьянской революции. Параллельно с этим ненадежный бедняк был вынужден уходить в город, отправляться в Азию, пускаться в заведомо проигрышные для него эксперименты с личной собственностью, лишая при этом барина дешевой рабочей силы в такой степени, что в мае 1913 г. А.П. Нейдгардт – видный деятель объединенного дворянства, вынужден был поставить вопрос о применении в помещичьих экономиях иностранной рабочей силы в лице корейцев и китайцев74. Оказалось, что основная масса дворян совершенно не готова к сколько-нибудь ускоренному обезземеливанию крестьян ни материально, ни морально. Выяснилось это и для самих незадачливых столыпинцев. Многие же вольнодумцы из правых поняли это уже давно. Так, известнейший идеолог дворянского традиционализма и по совместительству сторонник освобождения энергии предприимчивого крестьянства К.Ф. Головин еще в 1896 г. заклинал: «Оборони нас Бог в интересах бездушного производства забывать о нуждах простых людей и, слепо подражая Западу, помогать обезземеливанию мужика»75.

Правое дворянство, сколь угодно новое и реформаторское, не в состоянии было расстаться с аграрным коммунитарианизмом, дух которого витал над всеми съездами объединенных аристократов, упорно рушивших важнейшую опору консерватизма. Даже В.И.Гурко, один из наиболее либерально мыслящих идеологов объединенного дворянства, выразил тревогу по поводу обезземеливания и пострадавших от него: «Я не могу согласиться с тем, что законы пишутся не для слабых и не для пьяных»76. Между тем обуржуазившийся (экономически и духовно) новый дворянин эпохи раннего дикого капитализма должен проявлять склонность к подобному подходу. К.Ф. Головин и В.И. Гурко признавали неизбежным уход в города некоторой части крестьян, но только на поле хозяйственной деятельности, тщательно подготовленное развитием промышленности, к занятиям, дающим реальную обеспеченность.

Только в глубоко консервативной атмосфере, сложившейся на съездах объединенного дворянства, могли возникать проекты, подобные проекту князя П.Л. Ухтомского, выступавшего за оземеливание части российского пролетариата путем оказания соответствующей финансовой помощи со стороны помещиков. Столыпинский перелом явно противоречил самой природе дворянского консерватизма. Потому-то объединенное дворянство из съезда в съезд наращивало критику правительства, а земские начальники на местах (обычно придерживающиеся правых воззрений) скрыто, но успешно саботировали деятельность землеустроительных комиссий77. На V съезде уполномоченных дворянских обществ в 1910 г. столыпинским реформаторам было заявлено: «Правительственные мероприятия в области земельного вопроса, поскольку они касаются увеличения площади крестьянского землевладения, посредством скупки и раздробления частновладельческих земель… грозят разорением государства и выселением всего культурного слоя из сельских местностей. Закон 9 ноября 1906 г. без применения решительных мер к расширению области применения народного труда сулит образование безработного пролетариата»78. Разочарование правого дворянства в преобразовании институтов собственности лучше всего выражает доклад Н.А. Павлова об экономическом объединении дворянства. Выступая по инерции за объединение с мелким собственником, он в то же время признавал, что дворянству не на кого надеяться кроме себя и … техники, которая его «единственный друг и защитник»79.

Правых воззрений придерживалось большинство аристократии, не способное за отдельными исключениями к быстрому переходу на интенсивный путь хозяйствования. Оно нуждалось в проведении особой правительственной политики, при которой государственные учреждения не помогали бы скупать землю крестьянам, а, напротив, способствовали бы сохранению ее в руках у «служилого» элемента. Оно не могло мгновенно сориентироваться в динамике рынка рабочей силы – ему требовалось гарантированное предложение со стороны крестьянина, привязанного к селу (в том числе и к барину) своим наделом, а не пролетария, рвущегося в город на «большие» заработки. Таким образом, российское дворянство было заинтересовано в сохранении общины, но в подавляющем своем большинстве не сознавало этого. В связи с данными обстоятельствами само правое движение было также заинтересовано в ней, ведь сословный союз помещика и земледельца являлся неотъемлемой частью традиционалистского проекта. Столыпинские же реформы разводили их по разные стороны. Хуже того, они вели к расколу внутри крестьянства, способствуя дальнейшей фрагментаризации аграрной России.